Однако даже для Европы было бы неверно говорить о всепроникающем государстве, каким мы его знаем сегодня. Многие сферы жизни еще не регулировались законами и указами, не было ни промышленных стандартов, ни шумовых норм, ни лицензий на строительство, ни даже обязательного общего образования. Бюрократизация государства происходила во всем мире в малоизмененных технических и медийных условиях. Письменная коммуникация, которая уже была распространена в Китае в то время, когда в Европе об этом еще никто не думал, стала стандартом. Управление означало бумажную работу, и телеграф, неспособный передавать большие объемы данных, не давал сенсационных преимуществ для управления отдаленными регионами. Всезнание и всемогущество государства нашли свои пределы в логистике.

Рост бюрократии можно зафиксировать лишь приблизительно. Государство "растет" тогда и только тогда, когда количество рабочих мест на государственной службе увеличивается быстрее, чем численность населения. По этому критерию государство сокращалось как в Китае, так и во многих европейских колониях. В такой тщательно управляемой стране, как Германия, число государственных служащих начало расти только после 1871 года, но трехкратный рост с 1875 по 1907 год был обусловлен в основном ростом занятости на транспорте и в почтовой службе, в то время как рабочие места в собственно государственном управлении и в сфере народного образования фактически сократились. Аналогичная картина наблюдалась и в колониях, особенно в тех, которые принадлежали Великобритании и Франции. Там, помимо армии и полиции, наибольшая доля государственных служащих как из числа европейцев, так и из числа коренного населения работала на железных дорогах, в почтовом ведомстве и таможенной службе. Государство вмешивалось в жизнь общества в самых разных точках. Поэтому его доходная часть нуждалась в разумной денежной системе, которую, например, в некоторых частях Африки пришлось сначала создать. Государственное строительство и коммерциализация взаимно дополняли друг друга.

Однако не стоит преувеличивать скорость и масштабы финансовой рационализации даже в случае Европы. Потребовалось немало времени, чтобы регулярные бюджеты стали нормой, чтобы государство не только фиксировало свои доходы и расходы, но и заглядывало в будущее и более или менее точно планировало их уровень. В Европе XIX века это облегчалось тем, что в финансировании нуждалось мало войн, в то время как в предыдущем столетии они были основным бременем для государственных финансов - в этой области Великобритания с ее огромной фискальной мощью опережала всех своих конкурентов. Федеративные системы отличались особой сложностью, поскольку различные налоги должны были взиматься на разных уровнях, и в определенный момент необходимо было решать проблему финансового выравнивания. Когда в XIX веке у правительств появились долги, они, подобно князьям раннего Нового времени, также избегали чрезмерной зависимости от отдельных финансистов. Британия стала первой страной, которая ввела регулярное управление долговыми обязательствами, не ограничиваясь специальными мероприятиями, связанными с конкретным бизнесом. Государственные заимствования для покрытия дефицита стали обычным инструментом финансовой политики, и одним из следствий этого стало создание заинтересованности инвесторов в благополучии государства. Конфликт между налогоплательщиками и кредиторами, отнимающими доходы в виде процентов по кредитам, нередко принимал открытый характер.

В XIX веке государство еще не мыслилось как перераспределительное, доходы практически не использовались в качестве стратегического инструмента формирования стратификации общества. В конфликте между дешевым государством и дорогими общественными услугами не только либеральная налогоплательщицкая общественность делала выбор в пользу бережливости. В последние десятилетия века, когда политика в Европе и Японии приобрела националистический характер, на первый план вышла новая дилемма между экономичным государственным управлением и военными расходами. И все же накануне Первой мировой войны государственные доходы почти нигде в Европе не достигали 15% ВВП, а в США были значительно ниже 10%. Подъем до само собой разумеющегося сегодня уровня в 50% или около того произошел в два послевоенных периода - после 1918 и 1945 годов.

Одной из главных фискальных инноваций XIX века стал прямо пропорциональный налог на доходы. Он постоянно действовал в Великобритании после 1842 г. и позволял осторожно обходить растущее благосостояние средних и высших слоев населения. В период с 1864 по 1900 год такой налог ввели многие другие европейские страны. Однако в Великобритании он не был направлен на социальные реформы и перераспределение, а был напрямую связан с новым политическим акцентом на свободную торговлю. Новые налоги компенсировали потерю доходов из-за отмены тарифов, а свободная торговля способствовала росту и повышению благосостояния. Еще одной современной особенностью новых фискальных систем, прежде всего на Западе и в Японии, было то, что, по крайней мере, в мирное время налогоплательщики не сталкивались с внезапными или произвольными обложениями. Законодательство устанавливало уровень налогообложения - бюджет тоже является своего рода законом - и четко определяло регион и период его действия. Налоговое государство и правовое государство шли рука об руку.

5. Мобилизация и дисциплина

Наполеон впервые показал, как хорошо организованное государство может мобилизовать не только финансовые, но и людские ресурсы. Всеобщая воинская повинность молодого мужского населения применялась в исключительных случаях, в тех государствах, которые формировали себя как воинственные образования и рассматривали войну как основной смысл своего существования - например, зулусы при короле Шаке в 1820-х годах, отдельные группы или племена конных воинов в Северной Америке и Центральной Азии. В ранний период Нового времени были особенно распространены четыре типа военной организации: (1) наемная армия; (2) военачальник и его вольнонаемная клиентура; (3) феодальные объединения, такие как маньчжурские знаменосцы династии Цин или раджпуты в Индии; и (4) преторианская гвардия, такая как османские янычары, активно участвовавшие в политических делах, особенно в столице. Из этих форм в XIX веке сохранили свое значение две: военачальники (прежде всего, в Латинской Америке после обретения независимости или в сопоставимых условиях после распада имперского строя, как в Китае после 1916 года) и наемные армии (особенно на многочисленных рынках военной рабочей силы в Индии и в некоторых районах Африки).

В Индии европейское правление фактически строилось на военной основе, и вооруженные силы пользовались приоритетным финансированием. С конца XVIII в. англичане баловали своих верных наемников и обеспечивали им достойное вознаграждение; британская и индийская военные культуры слились в боевой мир сепаев. До 1895 года существовала децентрализованная организация, так что разные армии следили друг за другом. После Великого восстания британцы больше, чем раньше, полагались на пенджабских сикхов, которые составляли примерно половину постоянного состава. По окончании активной службы они укоренялись в качестве армейских поселенцев и занимались подсобными работами, например, разведением лошадей. В эпоху растущей воинской повинности сикхи были, пожалуй, самыми высокооплачиваемыми профессиональными войсками в мире.

В XIX