— Что касается Хряка… то, что он был готов сделать, лишает меня дара речи. Я сидел, скрестив ноги, на ладони этого божка, Хряк, и одна только мысль о том, чтобы напасть на него, выстрелить в него из карабина, например, из окна этого дома, не говоря уже о том, чтобы броситься на него с мечом... — Он покачал головой.

Хряк хихикнул:

— Конфетку для мя, кореш. Не мог х'его зырить.

— Но ты видел Мукор? Я имею в виду второй раз, когда я послал ее к тебе?

— Хо, х'йа. — Тон Хряка больше не был шутливым.

— Без обид, Рог, — сказал Гончая. — Я не решаюсь спросить, но... я был в ужасе. Признаю.

— Я тоже, — сказал он.

— И я все еще. — Гончая впервые посмотрел ему в лицо. — Я хотел бы знать, о чем вы говорили. Это не было... Он собирается убить нас или что-то в этом роде?

Он покачал головой:

— На самом деле он пытается нам помочь.

— Старина Хряк хотит послушать тя, кореш.

— Я с удовольствием расскажу вам, и это мой долг, на самом деле, но есть и другие вопросы. Возможно, Гончая уже задал их. Если так, то я не слышал твоих ответов.

— Нет, — сказал Гончая.

— Тогда спрошу я. Ты можешь рассказать нам, что Мукор сказала тебе, Хряк? Это может быть очень важно.

Наступило молчание, такое долгое, что Орев каркнул:

— Хряк речь!

— Не тах-то просто грить, — извиняющимся тоном пробормотал Хряк. — Спросил х'о моих зенках. Знал, чо х'я х'эт сделаю, х'йа?

— Да, я так и предполагал.

— Сказала, чо не знает. Тогда мы немного потрепались, х'и х'она сказала, дескать, х'оставайся с ним, ну, с тобой, х'и, могет быть, Хряк х'их получит. Х'и хогда Гончая сказал, чо х'он тя взял, ну, выхватил меч х'и бросился на него.

— Я понимаю... или, по крайней мере, понимаю больше, чем раньше. Она не говорила тебе, почему решила, что ты сможешь вернуть зрение, если будешь со мною?

— Грила ли х'она почему, кореш? Х'она не.

— После того, как я покинул комнату Мукор, Хряк, я хотел пойти в апартаменты, которые когда-то занимала жена Шелка, Гиацинт. Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти их, и, когда я это сделал, ты уже был там. Полагаю, ты рассердился из-за того, что я хотел войти.

— Х'йа, кореш.

Минуту или две он смотрел на широкое мясистое лицо, жалкое из-за мокрой серой тряпки, закрывавшей глаза:

— Могу я спросить, что ты там делал, Хряк?

— Место думать, вот х'и все.

— Ты не знал, что комната, которую ты выбрал, была спальней Гиацинт?

— Х'он знал? Х'он не знал.

— Ты был снаружи, стоял на лужайке, когда разговаривал с Мукор.

— Х'йа.

— Тогда еще не было дождя — не могло быть, потому что дождь еще не начался, когда позднее мы с Гончей отправились на поиски дров. Почему ты вернулся в дом, Хряк? Может быть, чтобы укрыться от ветра?

— Почему, кореш? Почему не? Не думал х'об х'этом.

— Ты вернулся сюда, где нас ждал Гончая?

Гончая коснулся его колена и одними губами произнес слово «нет».

— Не думаю так, — пробормотал Хряк. — Вполз в х'окно.

— И поднялся на второй этаж, где находились апартаменты Гиацинт, чтобы подумать?

— Х'йа, кореш.

Он ощупал свое лицо и обнаружил, что огонь высушил его, затем провел рукой по растрепанным волосам, которые все еще были влажными:

— Ты пикируешь со мной, Хряк.

— Х'он? — За этим не последовало ожидаемого: «Х'он не!»

— Да, он. Ты, а я слишком устал, чтобы пикироваться. Я никогда не брал уроков фехтования, Хряк, но Шелк брал, и я познакомился с его учителем фехтования, стариком по имени Меченос. Тогда фехтование казалось обворожительным делом.

— Х'а счас?

— Да. Да, и сейчас. — Он вспомнил сломанную трость с вкладной шпагой, забытую в уголке Дворца кальде. Он (или это был Шелк?) вытащил скрытый клинок, чтобы нащупать место, где азот Крови зазубрил его. Он вспомнил этот момент, а вместе с ним текстуру бамбукового тренировочного меча и быстрые легкие шаги, когда не было времени хвастаться, время оставалось только для мнимо-смертельного дела победы или поражения, удара и парирования, атаки и отступления.

— Позже, — сказал он, — когда я строил свою фабрику, я удивлялся, почему кто-то им интересуется. Не считая дуэлей, случаи, когда два бойца с мечами дерутся, должно быть, очень редки. На Зеленой — я тебе говорил, что был на Зеленой, Хряк?

— Х'йа.

Он лег, заложив руки за голову:

— У меня там был меч, и после того, как я использовал его, чтобы очистить канализацию, забитую трупами, я использовал его, чтобы убивать красных прыгунов и животных такого рода. Это своего рода искусство, если ты позволишь так сказать, но это не фехтование.

Глубокий, грубый голос Хряка, казалось, донесся откуда-то издалека:

— Хотю те сказать, кореш. Впрямь хотю.

— Ты поклялся не делать этого?

— Хрен х'его знает. Чо-то там, внутри, не дает. Шел х'и шел, пока не почувствовал себя дома. Веришь в призраков?

— Нет, — сказал Гончая.

— Да. Конечно.

— Х'она была там, кореш. Почуял х'ее.

Полузадушенный всхлип вызвал жалость у Орева:

— Бедн Хряк.

— Запах духов. Поцеловала мя, вроде хак. Веришь?

— Да. Она целовала там очень многих мужчин, Хряк.

— Х'ежели б ты вошел внутрь... — длинные ножны с медным кончиком зашевелились, царапая камень очага.

Наступило долгое молчание, которое нарушил Гончая:

— Ты сказал, что расскажешь нам, что сказал тебе божок.

— Так я и сделаю. Боюсь, для вас это плохие новости, да и для меня тоже. Но сначала я должен сказать вам, что у меня нет ни малейшего намерения делать то, что мне было поручено.

— Ты собираешься ослушаться его?

— Да, действительно. Какое он имеет право ожидать от меня послушания? — Он снова почувствовал проливной дождь, ледяной ветер, который гнал его, как мокрый снег, и слабое тепло огромной руки. Он открыл глаза. — Это не риторический вопрос, Гончая. Хряк, я тоже спрошу тебя об этом. Что дает этому божку — или любому другому — моральное право на наше послушание? Вы были здесь последние двадцать лет, а я нет. Ответьте мне, если можете.

— Они говорят от имени богов. — Голос Гончей прозвучал еще более неуверенно, чем обычно.