Невероятная погоня.

Девушка неистово взбирается по ступенькам.

Сумасшедший спуск.

А потом… потом в деревне впервые видят Свет, и вслед за ним из-за стены приходят клубящиеся бури.

– Люди страдали, – прокомментировал Шут, – но каждая буря возобновляла Свет, ибо теперь его уже нельзя было вернуть. И люди, невзирая на все тяготы, не хотели возврата к прошлому. Ведь они теперь прозрели.

Иллюзия растаяла; они вдвоем застыли в общей комнате здания, каморка Мури осталась в стороне. Шаллан отпрянула, пристыженная тем, что слезами промочила ему рубашку.

– Ты бы хотела, – поинтересовался Шут, – вернуться в то время, когда еще не прозрела?

– Нет, – прошептала она.

– Тогда живи. И пусть неудачи будут частью тебя.

– Это звучит… это звучит совсем как мораль. Как будто ты пытаешься сделать что-то полезное.

– Ну, как я уже сказал, мы все терпим неудачи время от времени. – Он развел руками, словно отбрасывая что-то в сторону от Шаллан.

Буресвет заклубился справа и слева от нее, и появились две копии Шаллан. Они стояли – рыжеволосые, веснушчатые, в просторных белых плащах с чужого плеча.

– Шут… – начала она.

– Цыц. – Он подошел к одной из иллюзий, окинул ее взглядом, постукивая указательным пальцем по подбородку. – С этой бедной девушкой многое случилось, не так ли?

– Многие люди страдали больше, и все у них в порядке.

– В порядке?

Шаллан пожала плечами, не в силах отказаться от истин, которые произнесла. От далекого воспоминания об отце, которому пела, пока душила его. О людях, которых подвела, о зле, которое причинила. Иллюзия Шаллан, что была слева, ахнула и попятилась к стене, качая головой. Там она рухнула, свернулась в комочек и прижалась лбом к коленям.

– Несчастная дурочка, – прошептала Шаллан. – Все ее поступки только делают мир еще хуже. Ее сломал отец, а потом она, в свой черед, сломала сама себя. Она бесполезна. – Девушка стиснула зубы и поняла, что насмешливо ухмыляется. – Хоть это и не ее вина, она все равно бесполезна.

Шут крякнул, потом указал на вторую иллюзию, что стояла позади них:

– А с этой что?

– То же самое, – сказала Шаллан, уставая от этой игры. Она передала второй иллюзии такие же воспоминания. Отец. Хеларан. Неудача с Ясной. Все.

Иллюзорная Шаллан напряглась. Затем стиснула зубы и не двинулась с места.

– Ага, вижу. – Шут неспешно приблизился к ней. – То же самое.

– Что ты делаешь с моими иллюзиями? – резко спросила Шаллан.

– Ничего. Они одинаковы во всех деталях.

– Разумеется, нет! – возразила Шаллан и коснулась иллюзии, чтобы ощутить ее. Она почувствовала что-то – пульсирующий ток воспоминаний и боли. И еще… то, что их приглушало.

Прощение. Самой себя.

Она ахнула и отдернула палец, как будто ее укусили.

– Это ужасно, когда тебе причинили боль. – Шут подошел к ней. – Это несправедливо, жутко и безобразно. Но, Шаллан… нет ничего плохого в том, чтобы жить дальше.

Она покачала головой.

– Твои другие личности берут верх, – объяснил он, – потому что выглядят намного более привлекательными. Ты не сможешь контролировать их, пока не будешь уверена в желании вернуться к тому, кто их родил. Пока ты не согласишься быть собой.

– Значит, я никогда не научусь это контролировать. – Она сморгнула слезы.

– Нет, Шаллан, научишься. – Шут кивнул в сторону той ее версии, которая не двинулась с места. – Если ты не доверяешь себе, может, довериться мне? Ибо в тебе я вижу женщину более замечательную, чем любая иллюзия. Я обещаю тебе, эту женщину стоит защищать. Ты заслуживаешь защиты.

Она кивнула в сторону иллюзии, которая продолжала стоять:

– Я не могу быть ею. Она просто очередная выдумка.

Обе ее копии исчезли.

– Я вижу здесь только одну женщину. И это та, которая выстояла. Шаллан, это всегда была ты. Ты просто должна признать это. Позволить самой себе. – Шут прошептал: – Если тебе больно, в этом нет ничего страшного.

Он взял свой ранец, что-то достал и развернул. Шляпа Вуали. Он вложил шляпу в ее руку.

Удивительное дело: в дверном проеме сиял утренний свет. Она всю ночь просидела в этой комнатушке, забившись в угол?

– Шут? – позвала она. – Я… Я не могу этого сделать.

Он улыбнулся:

– Есть определенные вещи, которые я знаю. Это одна из них. Ты сможешь. Найди баланс. Прими боль, но не то, что ты заслужила ее.

Узор загудел в знак того, что оценил сказанное. Но все было не так просто, как уверял Шут. Она вдохнула и почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Шут собрал вещи, закинул ранец через плечо, улыбнулся и вышел на свет.

Шаллан выдохнула, чувствуя себя глупо. Она последовала за Шутом на свет и пересекла рынок, который еще не проснулся. Шута снаружи не было, но это не стало сюрпризом. Он умел оказываться там, где не следовало находиться, но не там, где его стоило ожидать.

Неся шляпу Вуали, она шагала по улице, чувствуя себя странно. Шаллан была собой, но в брюках и плаще. С рыжими волосами, но в перчатке на защищенной руке. Может, спрятаться?

А зачем? Ей было… неплохо. Она дошла до портновской мастерской и заглянула внутрь. За столом сидел Адолин с покрасневшими глазами.

Он вскочил:

– Шаллан? Мы волновались! Ватах сказал, ты должна была вернуться!

– Я…

Он обнял ее, и она расслабилась в его объятиях. Шаллан почувствовала себя… лучше. Пока не хорошо. Ничто никуда не исчезло. Но что-то в словах Шута…

«Я вижу здесь только одну женщину. Ту, которая выстояла».

Адолин все не разжимал объятия, как будто ему нужно было успокоить себя.

– Знаю, что ты в порядке, конечно. Я имею в виду, что ты практически неубиваемая, верно? – Наконец он отодвинулся – все еще держа ее за плечи – и окинул взглядом ее наряд. Может, объяснить?.. – Красиво, – сказал Адолин. – Шаллан, ты выглядишь стильно. – Он отступил на шаг, кивая. – Это Йокска тебе сшила? Примерь-ка шляпу.

«Ох, Адолин», – подумала она, выполняя просьбу.

– Пиджак чуток свободный, но по стилю все отлично сочетается. Дерзко. Элегантно. – Он взглянул на нее, опустив голову набок. – Будет лучше выглядеть с мечом на талии. Может быть… – Адолин осекся. – Ты это слышала?

Она обернулась, нахмурившись. Это было похоже на марширующую армию.

– Парад в такую рань?

Они выглянули на улицу и увидели Каладина, который приближался во главе войска из пяти или шести сотен человек в униформе Стенной стражи.