В то же время военный триумф Ханоя в «освободительной борьбе» наделил его столь мощной легитимностью и авторитетом, что те позволяют закоснелому коммунистическому режиму по сей день надежно держаться у власти, прикрываясь фиговыми листками революционной риторики. Оксфордский профессор Арчи Браун считает, что коммунизм «как альтернативный способ организации человеческого общества потерпел сокрушительный провал»[1522], но отмечает, что сам по себе факт победы все эти годы выступает ключевым гарантом власти старой гвардии Ханоя: «Несмотря на всю жесткость режима… ему было нетрудно проецировать образ врага на США и поддерживать яркие воспоминания об ужасах войны, тем самым внушая населению благодарность к компартии Вьетнама за воссоединение страны». Эта война продолжает играть такую же важную роль для современного Вьетнама, как и Вторая мировая война для сегодняшней России, победы в которых были самыми значимыми успехами коммунистической партии после 1917 г.

В 1993 г. Дэвид Роджерс вернулся во Вьетнам как журналист и посетил район возле Тэйниня, где воевало его подразделение. Он был удивлен тем, что бывшие коммунистические кадры Вьетконга встречали его с распростертыми объятьями: «По-видимому, они получили соответствующее распоряжение, потому что их правительство хотело, чтобы наш конгресс одобрил торговую сделку». «Если все, что им было нужно, — это „Макдоналдс“, — размышлял Роджерс, — что мешало нам договориться с ними раньше?» Сегодня многие американцы обезоружены радушным гостеприимством, с которым их принимают во Вьетнаме. Отчасти такое отношение объясняется тем, что подавляющее большинство вьетнамцев, особенно представителей молодого поколения, сегодня признают достоинства либеральной демократии и ограниченность ее альтернатив. Восторженный прием, оказанный президенту Бараку Обаме в 2015 г., резко контрастировал с настороженным холодным приемом, который ожидал китайского президента Си Цзиньпина год спустя.

Туристы, впечатленные сверкающими небоскребами Сайгона/Хошимина и удивительными природными красотами страны, редко обращают внимание на удручающую бедность сельского населения и отсутствие свободы слова. Правители Вьетнама в XXI в. предоставили своему народу некоторые послабления, чтобы дать ему возможность зарабатывать деньги, но высказывать свое политическое мнение или откровенно обсуждать прошлое по-прежнему строго запрещено. Войне во Вьетнаме посвящено огромное количество литературы, однако проблема освещения и анализа этой войны многими американскими авторами состоит в том, что они рассматривают ее с точки зрения одной стороны — США. Отчасти причина в неравномерности имеющихся данных: тогда как о действиях США существует изобилие информации, Ханой выдает ее скудными порциями, как скаредный благотворитель — жидкую кашу в нищенском приюте. Многое было сказано об «утрате доверия» к КОВПВ из-за его лживых заявлений в ходе военного времени; но в Ханое ложь была и по-прежнему остается государственным инструментом.

Важный урок прошлого века состоит в том, что экономические силы играют по крайней мере такую же значимую роль, как и военные, в определении пути развития. Северовьетнамские революционеры, отдавшие жизнь в борьбе за объединение Вьетнама под властью коммунистов, содрогнулись бы от отвращения при виде современного Сайгона — официальное название «Хошимин» постепенно выходит из употребления и, вероятно, вскоре исчезнет подобно тому, как Ленинград снова стал Санкт-Петербургом, — с его роскошными магазинами, настоящими храмами потребительского общества, предлагающими все изобилие мировых брендов, ювелирных изделий и дизайнерской одежды. Потерпев поражение в войне почти полвека назад, Соединенные Штаты в конечном итоге одержали победу на экономическом и культурном фронте. Там, где вооруженные силы США, с их 500-тысячным контингентом, бомбардировками B-52, дефолиантами и жуткими ударными самолетами, не сумели взять верх, YouTube и Джонни Депп оказались непобедимой силой.

Война стала главным смыслом существования не только для рухнувшего в итоге сайгонского режима, но и для Ханоя. В годы, последовавшие за падением Сайгона, ветераны с растущей ностальгией вспоминали о тех временах. Чем очевиднее становился провал коммунистической политики во всех областях, кроме идеологии, тем с бо́льшим благоговением коммунистические кадры превозносили добродетели «освободительной борьбы»: по словам Дэвида Эллиотта, старшее поколение рассматривает этот период как «время простоты, страстной веры, целеустремленности и равенства в бедности, когда люди были объединены чувством миссии и взаимопомощью»[1523]. В конце автобиографического романа Бао Ниня его альтер эго, главный герой Киен, погружается в ностальгические воспоминания, свойственные всем ветеранам: «Он вновь и вновь возвращается в мыслях ко всем тем человеческим узам любви, дружбы, товарищества, которые помогают нам пережить мириады страданий войны»[1524]. Киен с сожалением вспоминает об утраченном оптимизме и душевном подъеме: «Это были дни, когда мы знали, зачем живем и за что сражаемся, почему должны страдать и жертвовать собой. Это были дни, когда все мы были очень молоды, очень чисты и очень искренни».

Но сегодня сам автор отвергает такую сентиментальность: «Представления о человечности и солидарности сильно преувеличены, даже мифологизированы. Между солдатами действительно существовало настоящее братство, но на Севере было много социальной несправедливости. Бедные люди шли воевать, а те, кто занимал привилегированное положение, отправляли своих сыновей учиться за границу и вели роскошный образ жизни. Это оказались невероятно тяжелые времена: война продолжалась слишком долго, и люди ужасно устали. Очень много всего было разрушено — я имею в виду не только здания, но и социальные и политические институты, общественное согласие»[1525]. Бао Нинь отмечает, что британскому народу хватило свободы и мудрости в 1945 г. на парламентских выборах заменить военного лидера Уинстона Черчилля на правительство лейбористов, «но во Вьетнаме генералы зубами держались за власть».

30 апреля 1975 г. 13-летний северянин Чыонг Хюи Шан играл со своим другом на склоне холма на окраине деревни, когда по уличным громкоговорителям торжественно объявили об «освобождении» Сайгона. «В соответствии с тем, чему нас учили в школе, — позже написал он в своей книге „Победившая сторона“[1526], — это означало конец двум десятилетиям страданий для южновьетнамского народа. Я подумал: „Нам нужно срочно начать учить этих несчастных обманутых детей“». В 2012 г. Шан с горечью заметил: «Многие люди, которые вдумчиво анализируют прошлое… приходят к ошеломляющему выводу, что в действительности освобожденной стороной был не Юг, а Север»[1527]. По его словам, именно Южный Вьетнам оказался историческим победителем, поскольку сегодня его ценности становятся доминирующими во всем вьетнамском обществе.