Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все одно цыгане. – Владимир пригладил волосы и приоткрыл дверь, словно раздумывая, лезть ему под дождь или обождать, пока утихнет.
– Что вы сказали, Владимир Романович? – снова дернулся чуткий водитель.
– Говорю, жди меня здесь.
– Это конечно.
Пароход на поверку оказался моторной яхтой с большим полукруглым окном, задекорированным под колесную арку, внизу которой потускневшим хромом блестело название судна: «Былина». Возле трапа стоял суровый господин в целлофановой накидке.
– Вы к кому? – изобразил службу целлофановый привратник, оценивающим взглядом еще раз окинул машину Мозгалевского и добавил: – Здравствуйте!
– К Красноперову, – недовольный тем, что его заставляют мокнуть, цикнул Мозгалевский.
– Прошу вас, – охранник отступил, пропуская гостя.
В предбаннике первой палубы, куда заскочил Мозгалевский, стояли двое, о чем-то оживленно беседуя. Один высокий, в дешевом сером костюме, в некогда белой рубашке с поломанным воротником и узким в крапинку галстуке, завязанным тонким узлом на массивной шее. Словно стесняясь своего роста перед собеседником, он вжимал голову в плечи, для большей почтительности прикусывал нижнюю губу и тянул острый подбородок к яремной ямке. Напротив услужливого крепыша стояла его полная противоположность. Господин казался приложением к бутафорскому пароходу. Холен, опрятен, невысок. Не длинная и не короткая искусно стриженная борода, аккуратная подлаченная укладка с твердым пробором, открывавшая почти прямоугольный лоб. Господин обладал солидным пузцом, под стать бороде, не большим, не малым, но аккуратным. Ко всем внешним достоинствам господина, вскользь отмеченным Мозгалевским, добавлялись противоестественно красивые зубы и распорядительная физиономия приказчика. На господине был небрежно повязан галстук, разукрашенный под имперское знамя. Пухлые запястья обхватывались накрахмаленными манжетами с вычурными запонками, а на лацкане пиджака сиял какой-то монархический значок. Мозгалевский слабо разбирался в геральдике, но почему-то был уверен, что значок именно монархический, при этом ему показалось странным, что за всю жизнь он ни разу не мечтал о собственном дворецком.
«Умеренность и аккуратность, – Мозгалевский вспомнил грибоедовского Молчалина и своего услужливого водителя. – Вот бы Ваську так нарядить».
Прикидывая в уме, сколько может стоить костюм на господине и не дороговат ли он для шофера, Владимир хотел пройти дальше, но аккуратный монархист, оборвав свои наставления длинному, деловито протянул руку новому гостю.
– Добрый день. Вы, наверное, к Виктору Георгиевичу? – В рукопожатии и голосе господина сквозил еле заметный шарм собственного превосходства, в ответ на которое Мозгалевский зевнул и сунул в протянутую руку с обручальным кольцом и до безобразия, как решил про себя Владимир, ухоженными пальцами, свою вялую кисть.
Господин напряг лицевой мускул, пытаясь сдержать заерзавший от обиды подбородок, испытал взглядом длинного, не раскрыл ли тот сей неприятной сцены, и процедил: «Проходите, он в гостиной».
В ответ Владимир лишь снова победоносно зевнул.
«С такой рожей и такие эффекты!» – усмехнулся про себя Мозгалевский и прошел в зал.
Гостиная «Былины» была отделана деревом дорогих пород. На центральной стене в свете электрических канделябров в золотом окладе переливалась икона Николая Угодника, справа от которой в скромной раме висела картина Павла Рыженко «Прощание с конвоем». Вдоль полукруглого окна накрыт банкетный стол, ломившийся от яств и изысканной выпивки, которой энергично причащались немногочисленные гости.
– А вот и он! – Владимира заключил в объятия словно выросший из палубы Блудов.
– Опоздавшему поросенку и сосок у жопы! Ты пешком, что ли, ехал? – тут же приобнял Мозгалевского за плечо Красноперов. – Устали тебя ждать, – укоризненно, но довольно изрек генерал, тут же переключившись на вошедшего господина в имперском галстуке. – Хочу тебя познакомить с хозяином нашего торжества – самим Вениамином Валерьевичем Козявиным!
– Мы почти познакомились, – снисходительно отметил господин, наслаждаясь растерянностью и смущением, забродившими по лицу Мозгалевского. – Вениамин.
– Владимир, – убого улыбнулся Мозгалевский, только теперь заметив в углу на резном ломберном столике в серебряной рамке с кущами и былинными птицами фотографию Вениамина Валерьевича с Путиным.
Широкой публике господин Козявин был известен как «православный миллиардер», генеральный спонсор Афона, учредитель благотворительного фонда Святого мученика Бенедикта и хозяин крупнейшего в стране телекоммуникационного холдинга.
Поборов досаду от своей неосмотрительности, Мозгалевский стал прокручивать в мозгу, как реабилитироваться в глазах столь уважаемого человека, но поскольку путного в голову ничего не приходило, он хлопнул водки. Официантов в зале не наблюдалось, поэтому гости наливали и накладывали самостоятельно. Соседом Мозгалевского по закускам пристроился худощавый замызганный мужичок, закидывавшийся всем подряд – от икры до мармелада. Сласти он запивал соком, с щемящей тоской спотыкаясь взглядом об алкобатарею.
«Глотает, аж бугры по спине скачут», – развлекал себя Мозгалевский, пытаясь отвлечься от казуса с Вениамином Валерьевичем.
Лицо всеядного гостя казалось знакомым. Похож на охранника из супермаркета, что рядом с домом четы Мозгалевских. Но, обнаружив в глазах соседа всполохи высокомерного безумия, Владимир признал свою гипотезу несостоятельной.
«Тогда кто же это? – Мозгалевский искоса разглядывал мужичка, вяло отвлекающегося от поглощения провизии на мир. – Похож на участкового милиционера андроповского призыва, которого в 85-м заморозили, а вчера он оттаял. Вишь, как изголодался по дефициту. Может, мне Васю заморозить, будет кому лет через сорок меня на коляске возить. Костюм ему только сошью, как у Вениамина Валерьевича. Это ж надо так облажаться!»
Как только мужичок чувствовал на себе чей-то недоуменный или любопытный взгляд, он расправлял плечи, картинно закидывал голову, начинал есть медленнее, будто смакуя. Но стоило ему вновь осознать себя в одиночестве, он с пущей одержимостью засовывал в себя продукты.
– Владимир, – Мозгалевский протянул руку, решив, что надо хотя бы познакомиться, дабы и дальше созерцать кишкоблудные подвиги соседа.
– Леонид. – Мужичок обтер засаленные семгой пальчики о брюки, сунул потную ладошку Владимиру.
Новый знакомый Мозгалевского был невысокого росточка, чем явно тяготился, поскольку, казалось, из последних сил старался вытянуть в небо сантиметры своего хрупкого позвоночника. Несмотря на худосочность, Леонид обладал короткими пухлыми пальцами, больше свойственным юным особам в пубертатный период. Лицо узкое, но заплывшее, словно от водянки. Два маленьких грустных глаза притуманены то ли пионерской доблестью, то ли маниакальной жестокостью. Узкий рот с бескровными нитевидными губами, в отличие от глаз, жил своей полной подвигов жизнью. Когда Леонид говорил, то слегка прикрывал рот, набирал воздуха и совершал челюстью поступательные круговые движения, выплевывая жидкие фразы. Когда он волновался, раздувал ноздрями остроконечные усы, служившие известным только ему знаком отличия.