«Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь. Другой бы улицей прошёл, тебя не встретил, не нашёл…» – только так, словами из популярной в прошлом песни, и можно выразить нынешние дядины чувства. Иначе никогда бы не жить ему в трёхэтажном коттедже, выстроенном в приятной близости от домов премьер-министра России и видного олигарха. К первому можно отсюда прямо по речке пускать лодочки с фонариками. Крышу дачи второго видно со здешнего балкона.

Кроме ветеранов внешней политики, в посёлке удобно устроились современные силовики и дряхлые партработники советского периода. И у всех губа не дура. Замок Вороновых по тутошним меркам ещё довольно скромный. А вот бывший шеф Вячеслава отгрохал себе дворец из белоснежного натурального мрамора. Впрочем, и это еще не предел.

В «параллельном мире», куда я попала благодаря дядюшке и счастливому случаю, давно всё своё. Школы, рестораны, детские сады, торговые точки. С «быдлом» «рублёвские» не пересекаются даже ненароком. Рублёвка – шоссе тупиковое. Посторонних там нет. Аборигены давно в резервациях. Разве что с обслугой господа вынуждены контачить. И те дерут носы похлеще самих хозяев.

Застройщик в дядином посёлке – не кто-нибудь, а компания Абрамовича. И местные «прыщи земли русской» просто вкладывают денежки в жильё, чтобы потом выгодно его продать. Так поначалу поступил и дядин тесть, но потом прикипел душой к своему «литовскому замку».

Я согласна – трудно не полюбить такую дачку! Шесть спален, столько же уборных, гостевой зал, SPA-зона, своя сауна, бассейн. На первом, техническом этаже – складские помещения, прачечная, автономная котельная. Вроде, даже и бомбоубежище имеется. Короче, не пропадут в случае чего, наши начальники.

Второй этаж занимают гостиная, столовая, несколько гостевых комнат. Третий – полностью хозяйский. Там – спальни, детские, кабинеты, библиотека. Есть и мансарда, где обычно ночую я. Мне могли бы выделить гостевую комнату, даже шикарную спальню – без вопросов. Но из окна мансарды очень красивый вид – на леса и поля. А захочешь полюбоваться посёлком – выходи на балкон. Да, чуть не забыла. В «замке» есть ещё кинотеатр и бильярдная.

Конечно, Вороновых можно понять. Здесь уже никакой сосед-синюха им не страшен. От огромной стеклянной двери широкая лестница ведёт вверх. С потолка свисает хрустальная люстра. На стенах – парадные портреты членов семьи. Как и у всех, здесь много икон. Мать Евгении Юлия Дмитриевна, бывший член КПСС, стала едва ли не кликушей. У неё в спальне вообще целый алтарь.

Мебель в доме от фирмы «Франческо Молон». Это – реставрированный антиквариат. Дубовые шкафы, бархатные диваны, ковры, журнальные столики с инкрустацией. Короче, «тяжела и неказиста жизнь придворного артиста».

Надо сказать, что, по сравнению с другими, Вороновы живут «на троечку». Например, не разводят в пруду сигов и пескарей, не собирают урожаи шампиньонов на участке. И чучел всяких зверей у них нет. Только медвежья шкура в кабинете Вячеслава и оленьи рога в прихожей – но без головы. А про медведей на задних лапах Евгения и слышать не хочет – считает моветоном. Сегодня, как и всегда, Юлия за завтраком жаловалась на дороговизну содержания дачи. Женя в этом с матерью соглашалась. Управляющая компания совсем оборзела – вывоз мусора и охрана столько не стоят. Да и газоны зимой не стригут. Кроме того, у Вороновых свой садовник – приходящий.

Коммунальные платежи скоро вообще оставят без штанов. И прислуга даром работать не будет. Того и гляди переманят соседи. А дом нужно постоянно поддерживать в полном порядке. Кругом – сплошная элита, политическая и эстрадная. Кто-нибудь может и в гости завернуть – по-дружески, без предупреждения. И потому люди ночами не спят – боятся испортить имидж.

О кризисе тут говорить не принято – это якобы по барабану. Но тайком жильё продают, и с большим дисконтом. Торгуются при этом не хуже, чем на турецком базаре. Цену берут с потолка, причём всегда завышают. А потом сбрасывают один-два «лимона» баксов – как шубу с барского плеча. Вопросы решаются просто – за чаем или кофе, в библиотеке. Прямо оттуда едут к нотариусу.

Кстати, Вороновы так же купили свой дом – по дешёвке. Что-то у прежнего владельца не срослось, и «литовский замок» он не потянул. Как и заведено, недвижимость оформили на юридическое лицо – фирму Феликса Вячеславовича Воронова, старшего брата Евгении. Из-за этого на налоговой декларации главы семейства покупка никак не отразилась.

Все хлопоты тогда заняли ровно месяц, зато два года с перерывами делали ремонт. Теперь замок сверкает – мрамором, позолотой, серебром, лаком. Не говорю уже о стеклопанелях в ванных комнатах. А в бассейне такая же плитка, только с голографическими эффектом. Плывёшь и любуешься своим отражением на дне.

Дяде, конечно, давно наскучили эти разговоры. Он боролся с зевотой и не знал, как улизнуть под благовидным предлогом. Тёща как раз завела разговор о ближайших соседях, которые покрыли бетонную статую специальным составом. Теперь статую выдают за бронзовую с прозеленью. А другие баловни судьбы меняют дубовые и буковые полы на палисандровые. Раньше у многих вообще были сосновые, но теперь это – сущий позор. Чтобы не скатиться в лузеры, нужно бы и полы поменять – на заморскую древесину. Зебрана, ироко, кумара – самое то.

Тесть, раньше живо интересовавшийся всем этим, после инсульта начисто утратил прежние привычки и тупо смотрел в одну точку. То Юлия, то Евгения кормили его с ложечки, сконфуженно поглядывая на нас с дядей. Теперь в Горках семье ханжески сочувствовали, а за глаза обсуждали и презирали.

Поняв, что больше не могу страдать про себя, я поймала под столом дядину руку и легонько её пожала. Это означало, что нам нужно поговорить наедине. Судя по тому, как радостно сверкнули огненные глаза генерала, помощь подоспела вовремя…

– Ну и удивила же ты меня! Прямо не знаю, что сказать. Любых выходок от тебя ждал, но чтобы такое…

Дядя смотрел в камин, где за кованой решёткой бесновалось пламя. Поленья трещали так, что я каждый раз вздрагивала. Мне казалось, что в темноте стреляют – нервы стали совсем дерьмовые.

– Я не хочу тебе врать, понимаешь? Придумывать предлог, чтобы сбежать завтра на траурную демонстрацию. Если я туда не приду, век казнить себя буду…

– А Влад как же? Ему ведь завтра двадцать лет исполняется.

– Мы уже созвонились. Он тоже пойдёт. Не могу, говорит, в такой день отжигать. Потом как-нибудь соберёмся. Его ведь в память Листьева назвали – тоже убитого.

– Да помню я, помню! – Дядя Сева сел в кресло, протянул ноги к огню. – Вот, уже здоровенный парень вымахал с тех пор. А мы до сих пор не знаем, кто там заказчик и кто исполнитель. Скорее всего, косточки этих ребят давно истлели.

– И здесь никого не найдут? – Я почувствовала, как немеют мои губы.

– Вполне вероятно. А, может, сделают кого-нибудь крайним.

– Сделают? – растерянно пролепетала я.

– Конечно, – твёрдо сказал генерал. – Отбрехаться надо, а копать не хочется. Я, конечно, политические взгляды покойного никогда не разделял. Но верность своим убеждениям у меня всегда вызывает уважение. Кроме того, погиб красивый, сильный, яркий человек. Жить бы ему да жить…