– Я знаю.

– Тогда зачем?!

– А что, только армянам дурацкие вывески делать? – ухмыльнулся хозяин.

– Да ладно вам, господа, – жизнерадостно воскликнул прапорщик Панпушко. – Смешно ведь!

– Очень, – выразительно покачал головой капитан.

Отдохнув после возвращения из похода, Дмитрий пригласил к себе знакомых офицеров, прежде всего артиллеристов и моряков, чтобы пообщаться за «рюмкой чая». В последнее время кондуктор стал весьма известен среди участников экспедиции. Слава эта, вправду сказать, была довольно скандальная, но Будищева это нисколько не смущало.

Подавали на импровизированном рауте блюда местной кухни и конечно же шашлык. Причем, если последний был пожарен маркитантами-армянами, то плов, манты и запеченное в бараньем желудке мясо доставили местные туркмены. Каким образом не знающий местных наречий Будищев ухитрился с ними сговориться, никто не знал, но согласно всеобщему мнению, угощение было выше всяких похвал. Что еще более интересно, напитки, предложенные гостям, также оказались весьма хороши. То есть вино и впрямь было кахетинским с лучших виноградников Алазанской долины, а водка – настоящим хлебным полугаром, а не той гадостью, что под ее видом продавали торговцы.

Как водится на офицерских пирушках, разговор после первых тостов в честь гостеприимного хозяина вскоре перешел к минувшему делу, а также ожидаемым в связи с этим наградам. Несомненными героями рекогносцировки были артиллеристы, и собравшиеся не без удовольствия перебирали возможные варианты наград. К примеру, прапорщик Панпушко, прикрывавший отход, вполне мог рассчитывать на «клюкву»[19], а уже имевший ордена Святой Анны и Святого Станислава третьих степеней и Владимира с мечами и бантом Полковников вполне мог стать и георгиевским кавалером.

Придя к столь положительному выводу, собравшиеся дружно выпили за здоровье будущих кавалеров и не менее дружно закусили, чем бог послал, или точнее ухитрился раздобыть хитрец Будищев.

– А как ловко Дмитрий Николаевич с митральезами вперед выдвинулся, – с пьяным смехом вспомнил один из гостей, украшенный адъютантским аксельбантом на мундире. – Право слово, пойди все по-другому, быть бы ему кавалером!

– Сложись все по-другому, – запальчиво прервал его Майер, – мы вряд ли вернулись сюда живыми! Слава богу, с Михаилом Дмитриевичем ничего не случилось, а то я не берусь даже предположить, чем могло бы все обернуться.

– Давайте выпьем за его превосходительство, – немного заплетающимся голосом провозгласил поручик Берг, – за генерала Скобелева. Ура!

– Ура! Ура! Ура! – тут же подхватили это предложение все присутствующие.

– А как он с красноводцами, а? – снова встрял штабной. – Классически, господа. Под неприятельским огнем ружейные приемы! И правильно, доложу я вам. Ведь они – канальи, совсем воевать разучились! И строем, строем, чтобы себя не забывали. А вы, кондуктор, тогда, помнится, опять высунулись? Нет, я понимаю, что приказ, а вот не надо было! Пусть бы сами, в штыки!

– Что-то ты, брат, совсем зарапортовался, – добродушно прервал излияния адъютанта сосед.

– Эрдели больше не наливать, – криво усмехнулся Будищев.

– Что?! Я не позволю!

– Что, не согласны с господином штабным? – с легкой усмешкой поинтересовался у хозяина Полковников.

– Нет, – коротко отрезал Дмитрий.

– О чем ты? – удивленно переспросил услышавший их Майер.

– Да так, ни о чем, – отмахнулся тот, не желая ввязываться в спор.

– Но соображения у вас есть? – не отставал капитан.

Капитан Полковников был молод, высок и хорош собой, той особенной мужественной красотой, которая часто заставляет трепетать сердца дам в гарнизонных стоянках. Иными словами, артиллерист был заядлым сердцеедом, чтобы не сказать бабником. Другой его страстью были карты, и не без взаимности. Обычно говорят, что карты благоволят лишь тем, кому не везет в любви, но капитан был счастливым исключением из этого правила. Прекрасное знание математики давало ему возможность сделать верный расчет, а редкое хладнокровие и решительность позволяли воспользоваться им.

– Петр Васильевич, – прервал его Шеман. – А отчего вы так часто стреляли гранатами? Кажется, в открытом сражении шрапнель дает больше возможностей поразить неприятеля?

– Вы, несомненно, правы, Николай Николаевич, – развел руками капитан. – Но дело в том, что пушки у нас новые, снаряды к ним тоже новые. Не привыкли еще мои канониры к ним. Тем более что первые шрапнели у нас появились не так уж и давно. Не успели мы еще осознать их действенность.

– Понятно.

– Но зато ваши митральезы также выше всяких похвал, не так ли?

– Несомненно. Скажу, не кривя душой, я не ожидал подобного эффекта. Все же господин Будищев прекрасно знает сильные и слабые стороны своего изобретения и умеет использовать и те и другие с максимальной пользой.

– А вы довольны, Дмитрий Николаевич?

– Говоря по правде, нет, господа.

– Что так?

– На существующих лафетах у пулеметов слишком низкая подвижность. Мы часто просто не успевали прибыть в нужную точку, чтобы прижать противника огнем.

– И какой же вы видите выход?

– Необходимы более легкие станки, по типу экспериментальной треноги. В идеале, чтобы пулемет мог нести один номер.

– Что же делать остальным?

– Подносить патроны. Много патронов. Три тысячи на ствол, что мы брали в поход, на самом деле, ни о чем!

– Вы думаете?

– Уверен!

– Неужели вы полагаете, что руки солдат или в вашем случае матросов более подходят для переноски огнеприпасов, нежели зарядные ящики?

– Я полагаю, что в данном случае можно вообще обойтись без них. Нужны повозки, запряженные парой лошадей. В каждой пулемет и запасы патронов. Огонь вести прямо с повозки и, в случае надобности, быстро менять позицию.

– А в этом что-то есть, – задумался Полковников. – Вы докладывали свои соображения начальству?

– Кому, Пилкину или Макарову? У нас на флоте свои заморочки. Нам надо миноноски отражать да десанты поддерживать. Хотя для высадки легкие станки тоже лучше. Но теперь мы на берегу, точнее в пустыне. Генералы меня и вовсе слушать не станут.

– Ну не скажите, – улыбнулся в усы капитан. – Хотя, если до его превосходительства дойдут слухи о «гауптической вахте», он может сделать весьма далеко идущие выводы на ваш счет!

– Бог не выдаст, Скобелев не съест, – беззаботно махнул рукой Будищев.

– Ладно, завтра поговорю с полковником. Вержбицкий хоть и стар, но воробей стреляный. Выгоду от нового оружия сразу почуял. Недаром он вас так защищал перед его превосходительством.