В июле РПФ вошел в Кигали. Мама, бабушка и Розали немедленно отправились в Руанду искать тетю Эзеби, ее детей, Жанну, Пасифика, всю родню и друзей. Три женщины возвращались на родину после тридцати лет изгнания. Они так мечтали об этом, особенно Розали. Ей хотелось окончить свои дни на земле предков. Но той Руанды, где течет мед и молоко, больше не было. Теперь это был большой склеп под открытым небом.

Учебный год подходил к концу. Люди начали уезжать из Бужумбуры из-за политической ситуации. Отец близнецов решил насовсем вернуться во Францию. Мы узнали об этом буквально за день до их отъезда, и эта новость сразила нас наповал. Мы наспех попрощались у ворот. И их автомобиль, поднимая клубы пыли, умчался прочь из тупика. Тогда Франсис придумал поехать в аэропорт на такси, чтобы еще раз, уже по-настоящему, проститься с близнецами. Мы подоспели к самой посадке. Крепко обнялись. Я взял с братьев слово писать мне. Они побожились.

После отъезда близнецов в нашей жизни образовалась какая-то дыра. Первое время, когда мы собирались в «фольксвагене» на пустыре, нам страшно не хватало их смеха в ответ на шуточки Армана, их вечерних баек. Близнецы уехали, и больше места досталось Франсису. Нам только и оставалось, что разговаривать. Мы часами просиживали в автобусе — крутили старую кассету Питера Тоша, курили дешевые сигареты или пили из горлышка пиво и фанту, которые Франсис покупал в киоске на всех. Если я предлагал сходить на рыбалку, на речку или посшибать манго, остальные отмахивались — все это стало казаться детскими играми, мы внезапно повзрослели.

— Надо придумать хорошее название нашей компании, — сказал однажды Жино.

— Но у нее уже есть название — «Кинанира-бойз»!

Жино и Франсуа хмыкнули:

— Дурацкое название.

— Но ты сам его и придумал, Жино, — обиженно возразил я.

— Во-первых, никакой «компании», — сказал Франсис, — теперь говорят «банда». Бужумбура — город гангстеров, как Лос-Анджелес или Нью-Йорк. В каждом районе своя банда. В Бвизе «Непобедимые», в Нгагаре — «Несокрушимые», в Бюйензи — «Шесть гаражей».

— Ну да, ну да, а есть еще «Чикаго Буллз», «Бешеные» тоже есть, — подхватил Жино, подвывая, будто запел рэп.

— А мы будем Кинанирской бандой, — сказал Франсис, затянувшись сигаретой. — Сейчас объясню, что это значит. Каждая банда гангстеров вооружена и организованна, в ней строгая иерархия. Они перекрывают улицы в часы «мертвого города». Их все уважают. Даже военные не трогают.

— Эй, ребята, но не будем же мы сами участвовать в этих штучках с «мертвым городом»? — спросил Арман.

— Надо защищать свой район, — ответил Жино.

Арман усмехнулся:

— С моим папашей, если я выйду из дому в такое время, то мертвым будет не только город.

— Не дрейфь, мы же не будем прямо сразу улицы перекрывать, — сказал Франсис, уже входивший в роль главаря. — Я просто хочу, чтобы мы поладили с «Непобедимыми», которые стоят на мосту через Мугу. Надо показать им, что мы заодно, а иногда и помочь, тогда мы сможем свободно ходить по всему району, а если что, они за нас заступятся.

— Лично я не желаю иметь дело с этими негодяями, — сказал я. — Они только и знают, что убивать невинных людей, которые идут домой с работы.

— Они убивают хуту, Габи! А хуту убивают нас! — ответил Жино. — Око за око, зуб за зуб, слыхал такое? Так в самой Библии написано.

— В Библии? Никогда не слыхал про такую. Знаю только песенку на мотивчик ндомболо[21]: «Зуб за зуб, труп за труп! Труп за труп, о-хо-хо!»

Я разозлился:

— Хватит, Арман! Ничего смешного.

— Ты видел, что они сделали с нашими в Руанде, Габи? — не унимался Жино. — Если мы не будем защищаться, они и нас убьют, как убили мою мать.

Франсис пускал колечки дыма поверх наших голов. Арман перестал паясничать. Я хотел ответить, что Жино ошибается, что зря он так обобщает, что, если мстить за все и за всех, война никогда не кончится, но был слишком потрясен тем, что он сказал о своей матери. Горе, подумал я, сильнее разума. Боль — это джокер в споре, эта карта бьет все другие аргументы. В каком-то смысле это несправедливо.

— Жино прав. Когда идет война, нельзя оставаться нейтральным! — изрек Франсис всезнающим тоном, который меня дико раздражал.

— Тебе-то что, ты заирец! — фыркнул Арман.

— Да, но я тутси, заирский тутси!

— Надо же!

— Да. Нас называют баньямуленге.

— И про такое тоже никогда не слыхал, — сказал Арман.

— А если я не хочу выбирать чью-нибудь сторону? — спросил я.

— Нет никакого выбора, мы все на чьей-то стороне — одной или другой, — с враждебной улыбкой ответил Жино.

Мне эти споры и эта жестокость, которой Франсис и Жино упивались, не нравились. Я решил пореже ходить в наше заветное место. И даже начал избегать друзей с их воинственным бредом. Я устал, мне нужна была передышка. Первый раз в жизни наш тупик, этот котел, в котором я варился, показался мне тесным.

Однажды я случайно встретился с мадам Экономопулос перед ее оградой из бугенвиллей. Мы перебросились парой слов о погоде, и она пригласила меня в дом и угостила гранадилловым соком. В большой гостиной мое внимание сразу привлекли занимавшие целую стену книжные шкафы. Никогда прежде я не видел столько книг сразу. От пола до потолка.

— Вы прочитали все эти книги? — спросил я.

— Да. А некоторые даже не один раз. Это мои любимые друзья. Они заставляют меня плакать и смеяться, сомневаться и думать. Дают убежище. Благодаря им я изменилась, стала другим человеком.

— Разве книга может изменить человека?

— Конечно может. И даже всю твою жизнь изменить. Как любовь с первого взгляда. Никогда не знаешь, когда она тебя настигнет. Остерегайся книг, это спящие демоны.

Я пробегал пальцами по полкам, трогал корешки, они были такие разные на ощупь. Читал про себя названия. Мадам Экономопулос молча следила за мной, но, когда я остановился на какой-то книге дольше, чем на других, одобрительно сказала:

— Возьми-возьми вот эту. Она тебе наверняка понравится.

В тот вечер, прежде чем лечь в постель, я взял из папиного секретера карманный фонарик. Накрылся с головой и стал читать историю про старого рыбака, маленького мальчика, огромную рыбу и стаю акул. И вот уже моя кровать превратилась в лодку, волны плескались о борта матраса, морской ветер надувал простынные паруса.

На другой день я вернул книгу мадам Экономопулос.

— Уже закончил? Браво, Габриэль! Я дам тебе другую.

На следующую ночь я слышал звон мечей, стук копыт, трепетанье рыцарских плащей и шорох кружевного платья принцессы.