Взрыв негодования разбился о него, как о скалу.

— Прежде чем направить подростка на многолетнее, часто дорогостоящее обучение, общество настаивает, чтобы подросток отслужил обязательную повинность. Это хорошо и правильно, ибо пусть выбирают обоснованно. Насколько я понимаю свою роль в порученном мне деле, я обязан преподать им начала армейских дисциплин. Привлекать их в качестве неквалифицированной рабочей силы я позволю только до определенных пределов.

— Позволяете тут не вы, — заметил Ставрос, и Эдера повернула к нему голову. Миз Монти решила для себя, что психолог становится все более любопытной фигурой.

— Они вверены мне, я за них отвечаю.

— Я отвечаю за всю колонию.

— Я ни в коей мере не оспариваю верховное руководство, староста, — примирительно сказал Норм.

Пятая часть колонии подчиняется непосредственно ему: наиболее организованная и способная в любой момент получить оружие. Ставрос не может с ним не считаться, а если попробует — сделает это зря. Но только сейчас очевидно, что Ставросу считаться с Нормом — нож острый. Проблема.

— Наиболее сложный аспект в межличностных отношениях, — мягко вмешалась Эдера, — это отсутствие взаимопонимания и единства целей между колонистами — людьми, которые строят свой новый мир, и контрактниками, теми, для кого Либеллин-VI всего лишь еще одна стройплощадка. Первым кажется, что вторые недостаточно усердны. Вторым — что они и без того много делают за свою зарплату. Я имею в виду, в том числе и академическую элиту.

Хех, а мягкость у этой особы — сродни медицинскому скальпелю: сверкающее лезвие толщиной в волос, входящее в ткани легко и почти безболезненно. Почти. Ученая дама Монти всегда очень недоверчиво относилась к феминисткам, считая тех склонными делать однобокий выбор. Этой как будто повезло: угодила в персонал при руководстве и будет держаться за место. Из перечисленных ею самой категорий явно принадлежит к первой. Человек Ставроса, а может, даже и сестра ему по вере.

— Психология может нам что-то предложить?

— Пока немного. Я полагаю, мы не должны более пользоваться этим названием: я имею в виду Либеллин-VI. Оно из астрономического атласа и слишком неиндивидуально. Родину так не зовут. Я предлагаю объявить конкурс на новое имя для планеты.

— Хорошая идея, — согласилась миз Монти, и даже Ставрос кивнул.

— Что за общество мы будем строить здесь, староста?

— Я ожидал, что рано или поздно вы спросите. Что ж, отвечу, как я это понимаю. Всякий раз, — тут Ставрос откашлялся, будто преодолевая смущение перед речью вслух, — когда человечество открывает для себя новый мир, или скорее, я бы сказал, когда оно отваживается покинуть мир старый, оно отрясает со своих ног прах несчастливого прошлого. Каждый, кто берется строить новый мир для себя и детей, надеется, что он будет светел и избегнет зла и порока.

Здесь ему пошла бы беззащитная улыбка, и я бы тут же признала за человеком право на мечту, но — не дождались.

— Планета, на которой до нас не было ни жизни, ни смерти, ни добра, ни зла, — это дар. Это знак, это, если хотите, символ. Непаханое поле, где расцветет нравственный закон. Свободный труд, семейные ценности…

— …замкнутый производственный цикл и ни крошки привозного пластика, — буркнула себе под нос ученая дама Монти, но так, чтобы ее никто не расслышал, а вслух спросила: — Есть ли что-то общее у вашей доктрины с позицией Пантократора?

— Пантократор, миз? — темно-коричневая ладонь старосты ребром рассекла воздух и ударилась о крышку стола. — А что нам Пантократор? Они построили уютный рай для своих и, может быть, пустят вас к себе, если вы будете хорошими. Не пустили, значит — недостаточно хороши. Они решают. Усилия Пантократора направлены вовне, их эмиссары как садовники на выезде: там подрежут, тут подправят, мыслят так исправить неизлечимо пораженный сад. Где вавилонская толпа, там зло неизбежно, там множатся пороки. Человечество больно: девять из десяти не отличают света от тьмы, добра от зла, зерна от плевела. Нет, нам хватит нас самих. Столько паствы, сколь мы сможем счесть. Я не позволю дикому стаду растоптать мой Эдем.

Игнасия Монти подумала, что не станет голосовать за это название.

У него ничего не выйдет.

Да, конечно, Либеллин-VI еще не завтра поставит в своем пространстве станцию гиперсвязи, и регулярного транспортного сообщения тоже пока нет. Нерентабельно. У Ставроса есть определенная возможность не пустить зло в свои Палестины, коли уж он полагает зло приходящим извне.

Обнести планету колючей проволокой и поставить автоматчиков на границе. Возделывать свой сад, выпалывая сорняки.

Содружество финансирует терраформацию Либеллина-VI. Ни одно правительство в здравом уме не вложит деньги, чтобы потом отойти в сторонку и предоставить землю тем, кто построил на ней свой дом. Всем радетелям наивного сепаратизма следует помнить об этом. Ты или включен в совместное хозяйство и оборонный пояс, или… а куда ты денешься со своим хутором, окруженный со всех сторон космической пустотой? Если ты не производишь запчасти к своей технике, ты скоро останешься без техники. Если у тебя нет топлива того типа, на котором она работает, ты в скором времени будешь ходить пешком и копать огород лопатой. Даже если первое поколение поселенцев были фанатики, второе уже станет рабами непреклонных идейных родителей и непосильного труда, а третье одичает. Если вовремя не сбежит, конечно.

Ты можешь войти в состав конкурента, но кто сказал, что ты на этом выиграешь?

Если борьба со злом суть вся его программа, я выполню контракт и оставлю их пожирать собственных детей.

* * *

Спросите, на что это было похоже каждый день? Да на работу же. Верхом на Мамонте, в стаде других таких же Брюс двигал горы, изменяя планету согласно ландшафт-дизайнерскому проекту. Любая постройка начинается с того, что под нее расчищается площадка. Второе отделение перлось туда по земле, напрямик, восседая, как лягушки, в гулких металлопластовых коробчонках, ибо основной генератор еще не пущен и велено не расходовать попусту заряд репульсорных батарей. Там, где можно пробиться гусеничным ходом, не летали.

Каменный век!

Итак, сперва расчищалась площадка. Мусор и землю сгребали в стороны, крупные камни и скальные выходы взрывали. Сначала это производило сильное впечатление: Мамонтов в кучу, всем укрыться за ними, сесть наземь, внешний звук отключить… Бабах! После эти вынужденные перерывы вызывали у бойцов только досаду.

Потом глубоко — очень глубоко! — в почву вплавляются сваи. А дальше из армированного пластикроша набирается сама красавица-башня: кольцо на кольцо, как в конструкторе, начиная с цоколя — массивного пласталевого цилиндра, наполовину утопленного в землю. На него крепится основание, начиненное трансформаторами и управляющими элементами: тут Второе послушно сидело в сторонке, глядя, как работают техники-профессионалы, и развлекалось по-деревенски, как Андерс научил. Оказывается, когда ты снял слой почвы до песка, он, песок, там рыхлый. А гусеницы у Мамонта широченные, и ползет он на них мягко, не проваливаясь, как змея на брюхе. Вот Андерс и пугал девчонок тем, что клал руку на песок, и позволял УССМу прокатиться по ней. Визгу! А что ей, руке-то, сделается? Вминается в песочек, целая и невредимая: прошел Мамонт, Андерс с корточек встает и только песчинки с перчатки счищает, а остальные внимательно на него смотрят. Потом несмело сами пробуют. А что? Ничего. И когда все уже попробовали сами, и это уже не круто, и лица сделались такие… верблюжьи… а комод, глядь, уже новую штуку изобретает.