Потом Бойли подписал бумаги полицейским и разрешил увести несостоявшихся террористов. Он созвал весь персонал кухни и поговорил с ними коротко и вдохновенно, объясняя, что случилось, и призывая не уронить честь профессии. После чего слетал в недалекое прошлое и доставил запасных официантов точно в то время, которое обещал повару.

Теперь Гриффин мог вернуться.

Случай действительно был очень опасный, в этот раз террористы подобрались слишком близко. Но Гриффин не собирался говорить об этом Бойли. Парень должен научиться думать своей головой, и чем раньше, тем лучше.

Перед тем как нырнуть в туннель, Гриффин заскочил в свой офис и написал две записки. Одну – администратору Ксанаду, с распоряжением посадить Лейстера за столик Борет-Кэмпбеллов, а Сэлли – как можно дальше от него. Вторую – самому Лейстеру, получившему ее за два дня до бала. Ему предписывалось положить в карман акулий зуб, когда он отправится развлекать гостей. Большой зуб. Такой, какой может заинтересовать не по годам развитого тринадцатилетнего морского биолога.

Только после этого Гриффин вернулся на Ксанаду.

Он прибыл, когда официанты готовились подавать десерт и кофе. Кивнул пианисту – тот заиграл. Еще кивок, и все лампы в зале медленно погасли.

Высоко над ними над поверхностью воды светило яркое полуденное солнце. Для гостей бал проходил вечером, поэтому время его проведения спланировали так, чтобы пробивавшийся сквозь толщу воды свет создавал иллюзию заката.

Гриффин вынул из кармана микрофон и вышел на середину комнаты.

– Люди, нам страшно повезло.

Все завертели головами.

Снаружи проплывала стая плезиозавров, похожих на огромных, длинношеих, четырехкрылых пингвинов. Гости дружно ахнули. Это были самые грациозные животные из всех, виденных когда-либо Гриффином. Даже китов он считал толстыми и неуклюжими по сравнению с ними.

– Перед вами трое взрослых и пять молодых эласмозавров, самые большие представители плезиозавров и величайшие из рептилий, когда-либо бороздивших моря. Они не столь быстры и свирепы, как мозазавры, которых мы видели ранее, но я уверен – воспоминания об этих животных навсегда останутся в вашей памяти.

Он, разумеется, не упомянул о том, что именно мозазавры с вживленными в мозг биочипами согнали плезиозавров сюда, к станции, как сторожевые овчарки сгоняют стадо. Рифы полны живности, мозазавры отплыли, и животные начали безмятежно кормиться. Плезиозавры практически не имеют памяти, они живут текущей минутой. Гриффин мысленно досчитал до десяти, дав присутствующим время насладиться видом длинных шей ловивших рыбу плезиозавров. Затем он сказал:

– Скоро начнутся танцы. Сейчас же вы можете встать из-за столов и еще раз полюбоваться окружающим. Прошу вас.

Кто-то встал, за ним другой, третий, и зал наполнился милой суматохой. Гриффин убрал микрофон в карман, пробежал глазами программу вечера и направился к столику Борет-Кэмпбеллов.

Взрослые гости отошли, за столом сидели только Эсми и Лейстер. Девочка что-то говорила, да так увлеченно, что даже не заметила подошедшего Гриффина.

– А мой учитель утверждает, что самцы и самки используют разные стратегии размножения. Самцы стремятся осеменить как можно большее количество самок, а самки, в свою очередь, сужают выбор до одного-единственного представителя противоположного пола. Для большей надежности.

– При всем моем уважении к вашему учителю, – отвечал Лейстер, – я не могу с ним согласиться. Ни один вид не смог бы просуществовать достаточно долго, имей самцы и самки разные репродуктивные стратегии.

– Да я и сама это подозревала... О, хэлло, мистер Гриффин!

– Я только решил проверить – не утомил ли вас мистер Лейстер.

– Ни в коем случае! – воскликнула Эсми с такой горячностью, что Лейстер заметно покраснел. – Он рассказывал мне о работе доктора Сэлли с плезиозаврами. Вы слышали об этом?

Гриффин слышал, но не ожидал, что Лейстер упомянет о чем-либо, связанном с Сэлли.

Одна из старейших загадок палеонтологии заключалась в том, что никто не мог установить, являются плезиозавры живородящими или же яйцекладущими. Были найдены окаменевшие останки мозазавров и ихтиозавров, погибших в тот момент, когда они давали жизнь своим детенышам. Но плезиозавры хранили свои секреты. Не были найдены и их окаменевшие яйца.

Сэлли же снабдила десяток особей радиомаячками и провела несколько месяцев на маленькой лодке, наблюдая за ними. Как только какая-нибудь самка появлялась с детенышем, Сэлли отмечала на карте, где побывало данное животное.

– Она выяснила, что, когда приближается время родов, самка покидает океан, но уходит не на сушу, а в одну из пресноводных рек, – вещала Эсми. – Самец следует за ней. Она уплывает так далеко, как только сможет. До тех пор пока река не становится такой мелкой, что самка не в состоянии плыть дальше. Здесь она и рожает своего детеныша. Наземные хищники не могут подобраться к самке, пока она в воде, а хищники водоплавающие в верховьях реки слишком малы, чтобы причинить сколько-нибудь серьезный вред. А ее партнер плавает ниже по реке, чтобы никто не напал на нее сзади. Правда здорово?

Гриффин, который читал не только исследования Сэлли, но и дальнейшие разработки этой темы, принадлежащие другим авторам, вынужден был согласиться. Вслух же он сказал:

– Вы знаете, зачем я здесь, не так ли, Эсми? Как будто солнце закатилось за тучу.

– Мне пора уходить?

– Увы.

Кто-то подошел к столу и молча остановился, ожидая конца беседы. Судя по горделивой осанке – слуга.

– Это лучший вечер в моей жизни, – пылко произнесла девочка. – Когда я вырасту, я обязательно стану палеоихтиологом! Морским экологом, а не просто исследователем или специалистом. Я хочу знать о море Тетис абсолютно все.

Лейстер рассеянно улыбался. Он явно симпатизировал этому необычному ребенку. Видимо, Эсми напомнила ему о собственном детстве.

– Подожди, – вдруг спохватился палеонтолог. – Я чуть не забыл.

Его рука погрузилась в карман и вынырнула, сжимая акулий зуб, упавший в ладонь девочки. Та в удивлении смотрела на подарок.

Родители Эсми, видимо, остались на танцы. Незнакомец предложил ей руку. Они удалились.

Гриффин посмотрел им вслед и подумал, что сегодняшняя ночь не забудется ей никогда. Он помнил, как то же самое случилось с ним. Маленький Гриффин стоял перед фреской «Время рептилий» в музее Пибоди, в Нью-Хейвене[26]. Это, разумеется, случилось задолго до путешествий во времени, и изображения динозавров были настолько достоверны, насколько возможно в те годы. Сейчас он мог бы указать на сотню неточностей, но тем далеким, пыльным, солнечным утром в Атланте его детства он просто стоял, не сводя глаз с удивительных чудовищ. Очарованный, забывший обо всем на свете. Стоял, пока мама не утащила его за руку.