– Оттуда, что эта «Мазда» больше похожа на губы в губной помаде, чем на авто. Такую машину тебе даже не продадут, если ты мужского пола, если только сначала ты пол не сменил, вывернув себе яйца. – Они пошли дальше.

– Значит, после твоей женитьбы на Джейн Сеймур, когда ты вернешься во Флориду, я смогу познакомиться с ней?

– Ты ко мне приедешь. Приедешь в Лондон. Можешь танцам учиться там же, где я буду учиться на знаменитость.

– Ты же на актера учишься.

– Одно и то же.

– Ты собираешься приобрести английский акцент, пока там пробудешь?

– А то! Приобрету его в сувенирной лавке Букингемского дворца, в первый день как туда попаду.

Они проходили мимо потрепанного «Альфа-Ромео», водительская дверца которого была выкрашена в дымчато-матово-черный цвет. Остальная же машина была ослепительно желтой, как какой-нибудь напиток-энергетик. По панели были разбросаны диски с записями, коллекция зеркальных серебристых фрисби. Когда Колсон попробовал ручку водительской двери, та распахнулась: один Ромео радушно приветствовал другого.

– Ой, глянь, – сказал Колсон. – Кое для кого безопасность не прежде всего.

Айша продолжала шагать, всем своим видом показывая, что Колсону следует делать то же самое. Пройдя пять шагов, она решилась оглянуться. Колсон остался возле «Альфа-Ромео», он нагнулся и полез внутрь машины – такое Айша восприняла как-то болезненно.

– Колсон? – окликнула она. Ей хотелось выкрикнуть, произнести, как бы бранясь (голос Айши очень подходил для брани), но вышла одна досадная дрожь.

Колсон выпрямился, обратил на нее невидящий взгляд. Он удерживал полуоткрытый ранец Айши на колене и шарил внутри него.

– Колсон, пойдем, – выговорила она.

– Минуточку. – Вытащил из ранца блокнот, стал нащупывать карандаш. Вырвал листок, разложил его на крыше и принялся писать. – Мы должны оказать здесь важную общественную услугу.

Айша бросила взгляд на торговый дом. Они стояли напротив прачечной, витринный вход в которую сиял ярче всех других во всем ряду. Распахнутую настежь дверь удерживал бетонный блок, стояли они довольно близко, и ей было слышно, как работают, кувыркаясь, сушки. Девочка была уверена, что в любую минуту кто-нибудь появится в дверях и заорет.

Она осторожно подошла к Колсону. Хотела схватить его за руку и оттащить, но, когда уже почти ухватилась за рукав, он высвободил руку и продолжил писать.

Покончив с писаниной, взялся читать. «Уважаемый сэр! Мимо нашего внимания не прошло, что сегодня вечером вы не удосужились запереть двери своего «Альфа-Ромео», который в идеальном состоянии. Мы позволили себе запереть вам двери. Пожалуйста, имейте в виду, что эта округа полна вонючих неопрятных бомжей, которые вполне могли бы использовать вашу машину как туалет. Если в данный момент вы не сидите в луже ссак какого-нибудь вонючки-пропойцы, то благодарите за это бригаду «Поборников нормального мочеиспускания». Поддержите сегодня местное отделение ПО-НО-М!»

Айша не хотела, да рассмеялась. Колсон переходил от одного момента в своем представлении к другому с невозмутимым отрешенным спокойствием на грани безразличия.

Сложив послание, он положил его на приборную панель. Убирая из машины руку, рукавом джинсовки задел один диск, и тот упал на пол. Колсон поднял его, рассмотрел, потом положил на крышу легковушки. Схватил свое послание и опять принялся писать.

– Пэ эс, – произнес он. – Следующий шаг, что мы предприняли, это смотали удочки с вашим диском «Карман, полный криптонита»[34], чтобы защитить вас от «Спин докторз»…

– Колсон, – выкрикнула Айша, всем сердцем рвавшаяся уйти.

– …которые пагубно воздействуют на ваш слух. Замените, пожалуйста, на «Враг народа» и принимайте его ежедневно, пока бездарность в вас не убудет».

– Колсон! – вновь крикнула Айша, почти завопив. Стало уже совсем не забавно. Оно, по правде, вообще не было забавой, даже если он и ухитрялся вызывать у нее смешок.

Он захлопнул дверцу и пошагал дальше с ее ранцем на плече. В дырку в центре диска он продел палец. Радужная волна переливалась по поверхности. Пройдя три-четыре шага, Колсон остановился и как-то нетерпеливо оглянулся.

– Мы идем или нет? Орешь на меня, чтоб я быстрее шел, а сама стоишь там, будто не помнишь, как ногами передвигать.

Когда Айша побежала за ним вслед, он повернулся и пошагал дальше.

Она догнала его, схватила за руку, уперлась ногами в землю и потянула обратно.

– Положи его на место.

Колсон остановился, посмотрел на диск, потом поверх него на руки Айши, обхватившие его правое запястье.

– Не-а.

И пошел дальше, только что не таща ее за собой.

– Нельзя. Это мое доброе деяние за нынешний день. Я просто спас чьи-то уши.

– Положи! Его! На место!

– Нельзя. Я запер дверцу, чтоб никто не стащил что-то и в самом деле стоящее, вроде золотой медали Святого Кристофера, болтающейся на зеркальце. Пойдем же. Оставь это. Ты портишь мне удовольствие.

Айша знала, почему он взял диск, вовсе не потому, что он вор, а потому, что это было забавно или будет забавно, когда он будет рассказывать друзьям. Когда станет рассказывать про ПО-НО-М, диск станет доказательством, что это не просто выдумка. Колсону нужны были истории для рассказа, как пистолету нужны пули, и по той же самой причине – разить насмерть.

Только Айша знала еще и про отпечатки пальцев и предчувствовала, что для полиции лишь дело времени нагрянуть с арестом за его великий грабеж «Спин докторз». И не придется ему ехать в Лондон и быть Гамлетом, вся жизнь его будет загублена – и ее тоже.

Он взял ее за руку, и они пошли – совсем близко, по покоробленной стороне улицы, что была в еще худшем состоянии, чем основная автостоянка. Он повел ее в дальний угол стоянки, потом через бурьян к обвислой ограде из цепных звеньев, наполовину укрытой высокой травой и кустарником. К тому времени девочка уже не переставала молчаливо плакать, испуская протяжные, в перебив с дрожью, вздохи.

Колсон нагнулся, чтобы помочь девочке перебраться через ограду, – и, похоже, был искренне поражен, увидев слезы, капавшие у нее с подбородка.

– Эй! Это что еще такое, Торопыжка?

– Ты! Должен вернуть! Его! НА место! – закричала она ему в лицо, вряд ли сознавая, насколько громок ее крик.

Он отпрянул назад, словно куст при порыве ветра, и широко раскрыл глаза.

– Тпру! Тпру, Годзилла! Я не могу! Сказал же тебе. Я запер машину этого пижона.

Она раскрыла ротик, чтобы выкрикнуть еще что-то, и вместо этого зарыдала. Он ухватил ее за плечо и держал, пока она дрожала и бередящими душу звуками оглашала свое горе. Краем футболки он отер ей лицо. Когда зрение ее прояснилось, она увидела, что он улыбается в каком-то смущении. Только того и надо было: увидеть, как он улыбается, – чтобы понять, что Джульетта готова умереть за него.