– Она смыла этикетки со всех его бутылок, – простонал Джеймс, – и ушла.

Я чуть не рассмеялась, но вовремя остановилась, внезапно осознав, сколь страшна была месть Елизаветы. Ведь почти все винные бутылки имеют одинаковую форму и размер. Как теперь отличить одно вино от другого? Разве что по пробке. Со старыми винами проще: тогда бутылки были разные, а современные – все на одно лицо. Надо думать, после этого случая Том стал проводить со своей коллекцией еще больше времени. Нет, Елизавета мне определенно нравится!

– Какой ужас! Бедный Том. А как поживает Холли… или Холланс, ну, тот бизнесмен, который любил цитировать Джорджа Буша: мол, французы ничего не понимают в бизнесе, у них и слова-то такого нет, и даже не догадывался, что это шутка?

– Холлидей, – поправил Джеймс. – Странно, что ты о нем вспомнила. У него случилась беда. Дочь убежала из дома. И пропала, будто ее и не было. Он развелся с женой. Между прочим, он теперь живет в вашей дурацкой «Инсулате».

– В «Инсуле». – На этот раз поправила я. – Мне нравится там жить. Здание весьма своеобразное, но очень удобное.

– Ты всегда была оригиналкой, – пробормотал Джеймс.

– Бедный Холлидей! – сказала я. – Теперь понятно, почему он такой угрюмый.

– А ведь раньше он был большим боссом, – не без сочувствия заметил Джеймс. – Занимался недвижимостью. А теперь его никто не возьмет на работу: он начал пить. Бедолага угробил часть денег на квартиру, а остальное досталось жене. С женами всегда так.

Камешек в мой огород – и совершенно не по делу. Квартиру я купила на свои сбережения и на кредит, который потом с лихвой отработала. Я так и сказала Джеймсу. Он согласился.

Принесли десерт. Джеймс заказал себе цавальоне: он обожает все приторное, а мне – мороженое ассорти. Восхитительное лакомство, совершенно непохожее на тот разноцветный лед, который летом продают с лотков: апельсиновое – дивного оранжевого цвета, со вкусом свежего апельсина, ореховое – нежно-маслянистое с тертым фундуком, душистое малиновое… Шеф умудрился извлечь из ягод все косточки, но вкус и аромат сохранился. Я слизнула десерт за милую душу.

– Джеймс, а теперь к делу! – сказала я, дожевав миндальные вафли. Черный кофе и бокал мускатного вина меня взбодрили.

Расстегнув пуговицу на жилетке, Джеймс наклонился ко мне через стол и, заглянув в глаза, сказал:

– Если бы ты продала свою квартиру, ты бы выручила за нее круглую сумму.

– Верно, – согласилась я.

– Я сейчас работаю над одним проектом и хочу взять тебя в долю, – скороговоркой поведал он. – Мы покупаем банк в Сингапуре. В результате слияния у нас будут внушительные активы, что позволит нам развернуться.

– Джеймс, – попыталась возразить я, но он меня не слушал.

– Рынок недвижимости вот-вот рухнет, – с воодушевлением продолжал Джеймс. – Самое время скупать старые здания, которые пойдут под снос, и строить на их месте новые. Если цены снова начнут расти, мы озолотимся.

– А если продолжат падать, мы окажемся по уши в дерьме, – подытожила я. – Извини, Джеймс, но мой ответ – «нет». Спасибо за ужин.

Я поднялась и собралась уходить.

– Хотя бы посмотри проспект, – сказал Джеймс, протягивая мне папку.

– Всенепременно. Нам нужно почаще встречаться. Спокойной ночи, Джеймс! – сказала я и покинула ресторан с большой глянцевой папкой под мышкой и твердым намерением отправить ее в первую попавшуюся урну.

Джеймс, похоже, теряет деловую хватку. Неужели он и вправду считает, что маленькая компания каким-то образом повлияет на то, как большая компания распоряжается активами? Нет, это просто смешно! Джеймс должен понимать: если один из участников игры, например, австралийское предприятие, сливается с большой, скажем, английской, страховой компанией, то стирать грязное белье под Новый год будет отнюдь не английская сторона. Они знают о нас больше, чем мы о них. Так уж выходит!

Только оказавшись дома, я обнаружила, что за размышлениями забыла выкинуть проспект. Швырнув его на стол, я поздоровалась с кошками, переоделась, отчиталась перед Мероу и стала ждать Дэниела.

Бедный Холлидей! Завтра же к нему зайду и хотя бы поздороваюсь. Потерять ребенка – ужасно, но когда ребенок уходит из дома – ужасно вдвойне. Мне его так жаль! А я ведь даже не знаю, как его зовут.

Я ждала Дэниела, а в голове крутилась строчка из стихотворения, подходящая к моменту: «Меня жди при лунном свете». А что же там было дальше? Порывшись на книжных полках, я нашла то, что искала – свой старенький школьный песенник с надписью «Я люблю “Дюран Дюран”» на обложке. Полистав его, я нашла стихотворение, которое обожала в отрочестве за минорный лад и романтический трагизм: «Разбойник» Альфреда Нойеса.

«Меня жди при лунном свете, вернусь я при лунном свете, хотя бы разверзся ад», – сказал разбойник своей любимой, и Бесси, узнав, что ему угрожает опасность, ценой своей жизни предупредила его, но все равно: «От пули он пал на дороге, упал словно пес на дороге, лежит он в крови на дороге, у горла завязан шнурок».[9]

Внезапно у меня ком встал в горле. Нет, со мной определенно что-то происходит. Такого эмоционального накала, как в последние дни, я не испытывала уже лет сто.

Я закрыла песенник. Мне показалось, что я ощущаю – Мероу объяснила бы, каким образом, – напряжение, охватившее дом. Холлидей скорбит о пропавшей дочери, мы с Мероу трясемся от страха из-за маньяка, Кайли и Госс страдают от неразделенной любви, как и положено юным девам. Интересно, как продвигается план по соблазнению Джона? Кажется, все это затеяла Кайли, хотя точно не припомню… Скорее бы пришел Дэниел, а то я уже засыпаю – не привыкла я бодрствовать в столь поздний час.

Он позвонил в дверь ровно в полночь, и я спустилась к нему, прихватив мешок с хлебом. Одевшись как заядлый турист, я положила деньги и ключи в поясную сумку. Так удобней и безопасней: никто ничего не отнимет, да и руки свободны.

Дэниел обнял меня. Наверное, я никогда к этому не привыкну. Я отдала ему мешок, и мы пошли в конец переулка, где стоял автобус – чуть больше, чем фургон для перевозки мороженого, со специальным окном для раздачи. Мне показалось, что в нем полно народу. Я не ошиблась. Несколько человек были заняты нарезкой хлеба, вот к ним-то я и присоединилась. Мы делали добротные толстые сандвичи с сыром. Женщина в одеянии монахини, которая резала сыр, ласково мне улыбнулась.

– Я сестра Мэри, – представилась она. – Приятно познакомиться. Вы здесь впервые? – Она передала мне стопку идеально ровно нарезанного сыра.

Я кивнула. За свою жизнь я сделала великое множество сандвичей, но благотворительностью занималась впервые.

– Мы даем каждому суп и сандвич, – объяснила сестра Мэри. – Если кому-то нужен юридический совет, то это к Филу. – Молодой человек в тенниске с надписью «Не от своего имени» сверкнул улыбкой. – А медсестрой у нас сегодня миссис Палмер.