Измученный старый дворф посмотрел на старуху, столько времени терзавшую его. Бэнр говорила на языке дроу, и он, конечно, не понял ни слова. Но это и не имело значения, потому что Гэндалуг ее не слушал. Слова были не нужны.

Постанывая при каждом движении, причинявшем боль, Гэндалуг с трудом разогнул спину, оперся на одну, потом на вторую ногу и уверенно встал. Он понял, что все изменилось. После долгих веков прозябания в серой пустоте, перемежавшейся пытками, Гэндалуг Боевой Топор наконец почувствовал, что вернулся в свое настоящее тело. Все время своего плена старик дворф существовал словно во сне, где живые и жуткие облики появлялись лишь тогда, когда эта старая мерзавка вызывала его, а потом снова следовала тягучая бесконечная пустота, где время, место, мысли превращались в ничто.

Но теперь… Теперь все было иначе, теперь Гэндалуг чувствовал, как хрустят и ноют его старые кости. И как это было прекрасно!

— Иди назад! — велела Бэнр на языке поверхности, на котором она всегда разговаривала со старым дворфом. — Возвращайся в свою тюрьму, пока я тебя не позову!

Гэндалуг осмотрелся, увидел лежащую на полу цепочку, на которой не было кольца.

— А я так не думаю, — возразил старик на устарелом диалекте с сильным акцентом и сделал шаг вперед.

Бэнр зло сощурилась и прошептала, вытащив тоненькую волшебную палочку:

— Да как ты смеешь?! — Она понимала, что иметь дело с дворфом опасно, поэтому не стала терять время, направила на него палочку и произнесла заклинание, которое должно было набросить на Гэндалуга путы и крепко держать.

Но ничего не произошло.

Гэндалуг, рыча, как голодный зверь, сделал еще шаг.

Холодный взгляд Бэнр метнулся в сторону, выдавая страх. Она привыкла целиком полагаться на магию, магией она защищала себя от врагов и уничтожала их. Она могла отразить нападение любого неприятеля, лично разгромить батальон закаленных дворфских солдат благодаря волшебным амулетам (с которыми она никогда не расставалась) и множеству известных ей заклинаний. Но без этих вещиц и заклинаний, которые перестали действовать, она была всего лишь жалкой слабой старушонкой.

Гэндалуга не остановил бы даже титан. Он не мог понять, какая сила вдруг вырвала его из заточения, но он был свободен и снова очутился в своем старом крепком теле, которого не чувствовал уже две тысячи лет.

Бэнр могла бы попытать и другие уловки, на которые пока не распространилось странное воздействие Смутного Времени, как, например, сумочку, набитую живыми пауками, послушными ее приказам. Но она не стала терять время, а вместо этого развернулась и бросилась к двери.

Дворф метнулся за ней одним прыжком, разом перелетев пятнадцать футов и встав между дверью и своей мучительницей.

Бэнр почувствовала такой удар кулаком в грудь, что у нее перехватило дыхание, а в следующее мгновение она оказалась в воздухе, над головой разъяренного дворфа.

Пролетев через всю комнату, она шмякнулась о стену и свалилась на пол.

— Я оторву тебе башку! — прошипел Гэндалуг, неотвратимо надвигаясь на нее.

Однако тут распахнулась дверь, и в комнату влетел Бергиньон. Гэндалуг круто обернулся к нему, а дроу выхватил оба меча. Пораженный странной картиной, — как мог дворф проникнуть в Мензоберранзан, да еще в личные покои его матери? — Бергиньон вскинул клинки, но старик уже успел схватить лезвия голыми руками.

Если бы действовало наложенное на оружие заклятие, руки дворфа были бы рассечены до кости. Даже и без этого металл глубоко вонзился в плоть.

Но Гэндалуг словно ничего не чувствовал. Он был крепче худощавого дроу и с силой развел руки Бергиньона в стороны. Потом нагнул голову и с размаху врезался лбом в кольчугу противника, тонкие колечки которой тоже ослабли без заклинания.

Гэндалуг продолжал наносить все новые и новые удары головой, и стоны Бергиньона постепенно превратились в беззвучные судорожные вдохи. Вскоре молодой Бэнр потерял сознание и не почувствовал, как старик вырвал клинки из его рук. И новым ударом, поскольку опоры у дроу больше не было, Гэндалуг сбил его с ног.

Не обращая внимания на глубокие порезы, дворф швырнул один меч в дальний угол комнаты, а другой ухватил покрепче и повернулся к Матери Бэнр, так и сидевшей у стены стараясь привести мысли в порядок.

— Что ж ты не улыбаешься? — издевательски поинтересовался дворф, наступая на нее. — Я хочу, чтобы на твоей гадкой роже была улыбка, когда я повыше подниму твою голову, чтобы показать всем!

Но следующий шаг стал для дворфского короля последним, поскольку перед ним вдруг возникло чудовище с осьминожьей головой, на которой угрожающе извивались щупальца.

Мощная волна ментальной энергии опрокинула Гэндалуга, и он чуть не выронил меч. Мыча, старик ожесточенно затряс головой, стараясь не потерять способности соображать.

Последовала еще одна волна энергии, затем третья. Если бы к ярости Гэндалуга не примешалась малая толика растерянности, он бы выдержал мощное нападение Метила. Но его гнев на секунду ослаб, и иллитид одержал над ним верх.

Дворфский король не слышал, как меч выпал из его руки, не слышал, как Мать Бэнр отозвала Метила и уже пришедшего в себя Бергиньона и приказала им не убивать его.

Бэнр была сильно напугана странными сюрпризами магии, которых она просто не в состоянии была понять. Неясно почему, но Гэндалуг снова жив, вновь оказался в своем теле и, очевидно, освободился от власти кольца. Однако даже страх не мог парализовать движений ее злобной душонки.

Все эти таинственные события не удержат Бэнр от расплаты за нанесенное оскорбление и за страх, испытанный ею. Она умела изощренно истязать плененные души, но это ее мастерство бледнело в сравнении с искусством мучить существа из плоти и крови.

* * *

— Гвенвивар! — упрямо продолжал звать Дзирт, крепко прижимая фигурку к груди, к самому сердцу, несмотря на то что она стала невыносимо горячей и плащ его уже начал дымиться, а пальцы немилосердно жгло.

Он решил ни за что не отпускать ее. Чувствуя, что скоро потеряет Гвенвивар навсегда, он решил держать статуэтку у сердца до самого конца, как солдат, обнимающий умирающего товарища.

Его оклики становились все тише и горестнее, потому что в горле стоял тугой комок. Теперь горели уже и пальцы, но Дзирт продолжал сжимать фигурку.

И тут вмешалась Кэтти-бри. Повинуясь внезапному отчаянному порыву, девушка, сама разрываясь от боли и горя, резко ухватила Дзирта за руку и выбила статуэтку на землю.

Сперва Дзирт испугался, но потом он почувствовал ярость и отчаяние, словно мать, которая видит, как опускают в могилу гробик ее ребенка. Едва статуэтка коснулась земли, Кэтти-бри выхватила Хазид'хи, занесла оружие над головой, и по краю зачарованного лезвия засветилась тончайшая красная полоска.

— Нет! — выкрикнул Дзирт, бросаясь на нее.