Небольшие страны, такие как Голландия или Бельгия, тоже вносили свою лепту. После оккупации из Бельгии в Германию, по некоторым данным, было вывезено свыше 300 тысяч легковых и грузовых автомобилей. Продолжалось производство грузовиков по американской лицензии – за годы войны Бельгия передала в вермахт почти 15 тысяч машин. Вклад этой небольшой страны в германское военное производство был столь велик, что ее, по данным Марка Мазовера, даже называли «кузницей фашизма».

В Голландии на полную мощь работали судостроительные предприятия – одних только тральщиков для Кригсмарине здесь построили около 60 штук. Это – больше четверти всех немецких тральщиков времен Второй мировой. Значительная часть торгового флота Голландии, а также скандинавских стран оказалась под контролем немцев и в течение всей войны дисциплинированно осуществляла морские перевозки, в первую очередь на Балтике и вдоль норвежского побережья. Немецкое закупочное ведомство в Голландии сотрудничало в общей сложности с 20 тысячами компаний – все они беспрекословно и на высочайшем уровне качества выполняли германские заказы, вне зависимости от того, о чем шла речь – о пулеметах, радиопередатчиках или гидросамолетах.

В самом привилегированном положении оказалась Дания, которая до 1943 года практически полностью сохраняла свою независимость. Едва ли не единственное, что требовал Третий рейх от северного соседа, – поставки продовольствия. В 1942 году Дания поставляла 10 % потребляемого Германией масла, 20 % мяса, 90 % свежей рыбы. Это позволяло не только хорошо кормить вермахт, но и, опять же, задабривать гражданское население. Гитлер, боявшийся повторения забастовок и мятежей времен Первой мировой, считал необходимым избавить своих соотечественников от лишений, выпадающих обычно на долю населения воюющей страны. Датские поставки немало ему в этом помогали.

Как отмечают историки, во Франции и других оккупированных странах возобновить производство оказалось гораздо легче, чем в годы Первой мировой войны. Многие местные чиновники полагали, что война закончена и их долг – сотрудничать с немцами в деле восстановления нормальной хозяйственной жизни. Представители бизнеса также не видели причин отказываться от выгодных контрактов. Бельгийские предприниматели, например, уже в июне 1940 года провозгласили переход к «политике производства». Их можно понять – казалось, немцы победили окончательно, и устраивать хаос в экономике страны, лишая соотечественников средств к существованию, нет никакого смысла. В других странах Западной Европы рассуждали и поступали точно так же. «Мы, люди бизнеса, должны преодолеть государственные границы и научиться сотрудничать», – облек эти мысли в красивую форму бельгийский банкир барон де Лоно на встрече с германским уполномоченным Шлоттерером в конце лета 1940 года. Западноевропейские концерны настолько прилежно сотрудничали с немцами, что сумели спастись от поглощения промышленной империей Геринга. Более того, некоторые отрасли западноевропейской промышленности извлекли из оккупации значительные преимущества, поскольку под немецким контролем была осуществлена масштабная модернизация производства. Именно так, в частности, обстояли дела во французской химической промышленности, которая до войны не представляла собой ничего выдающегося.

В 1940–1941 годах энтузиасты из германского министерства экономики носились с проектами общеевропейского экономического союза под эгидой Германии. Если бы они были реализованы, это был бы настоящий действующий прототип послевоенного Евросоюза. Но проекты оказались отложены в долгий ящик – пока шла война, вермахт и так мог выжать из оккупированных территорий все, что те были способны дать.

В общей сложности за годы войны Германия получила из оккупированных стран около 10 тысяч танков и около 40 тысяч артиллерийских орудий – не считая комплектующих для собственной военной продукции. Еще одним из инструментов выкачивания средств стали так называемые «расходы на оккупацию» – побежденные страны должны были оплачивать пребывание на своей территории армии-победительницы. В соответствии с германскими требованиями французы, например, выплатили с 1940 по 1944 год в общей сложности 35,1 млрд марок – не менее четверти национального дохода страны за этот период. Голландцы заплатили 12 миллиардов, бельгийцы 9,3 миллиарда марок. Деньги – кровь войны, и западноевропейские страны прилежно финансировали германскую агрессию против СССР.

Возможно, все это перечеркивалось теми затратами, которые немцы вынуждены были нести при управлении оккупированными областями? Здесь реальность оказывается еще более шокирующей. Основную массу людей, занятых в поддержании порядка и управлении оккупированными территориями в Европе, составляли… сами жители этих территорий! В Польше 40 тысяч немецких управленцев отдавали распоряжения 250 тысячам польских чиновников, без которых вряд ли смогли бы контролировать захваченную страну. Во Франции летом 1942 года между германскими и французскими инстанциями было заключено соглашение о полицейском сотрудничестве. Немецкие полицейские – всего три тысячи на большую европейскую страну! – пользовались полной поддержкой 47 тысяч французских коллег. «Массовые депортации были бы невозможными без сотрудничества с французской полицией» – к такому выводу приходит Марк Мазовер в своей книге «Империя Гитлера: Европа под властью национал-социализма».

Подведем итоги. В отдельные периоды войны на Восточном фронте до трети солдат, сражавшихся против Советской армии, не были немцами. Это, помимо всего прочего, подтверждает статистика пленных в советских лагерях – 32 % были венграми, румынами, итальянцами… носителями «двунадесяти языков», но не гражданами рейха в границах 1937 года. Можно возразить, что солдаты из стран-сателлитов охотнее сдавались в плен, а многие пленные немцы стремились назваться австрийцами или, скажем, чехами, – общую картину это меняет не сильно. К этому нужно добавить тех, кто старательно трудился на заводах Германии, а также работал на рейх в оккупированных странах. Картина получается поистине впечатляющей: хотя Германия, безусловно, была двигателем и основой коалиции, речь должна идти именно о блоке европейских государств, которые, вольно или невольно, работали над достижением единой цели. В июне 1941 года не одинокая Германия, а именно этот управлявшийся из Берлина блок напал на Советский Союз. И это просто необходимо учитывать, когда речь идет об оценке военных усилий СССР.

«Если сравнить размеры поставок союзниками промышленных товаров в СССР с размерами производства промышленной продукции на социалистических предприятиях СССР за тот же период, то окажется, что удельный вес этих поставок по отношению к отечественному производству в период военной экономики составит всего лишь около 4 процентов».

Это – цитата из книги председателя Госплана СССР Николая Вознесенского «Военная экономика СССР в период Великой Отечественной войны», опубликованной в 1948 году. С тех пор «четыре процента» на долгие десятилетия стали не просто бесспорной истиной, а настоящим символом – символом ничтожности английской и американской помощи советскому союзнику, символом двуличия и коварства западных демократий.