располагали каким-либо административным аппаратом, за исключением собственного окружения: вспомним, в частности, Мегакла и его sustasiotai (друзей), которые подавляли заговор Килона[392].

Итак, в чем же проявлялось господство аристократии в период архаики и как она осуществляла политическую власть? В царский период, если его считать реальностью, власть принадлежала царям и их ближайшему окружению, возможно объединенному в совет аристократии. Что же изменилось после ликвидации царской власти? Можно ли коллегию архонтов считать наиболее влиятельной, а архонта-эпонима ключевой государственной должностью? Некоторые древние авторы и, в частности, Аристотель считали, что так оно и было. Рассказывая о смуте в Афинах, вспыхнувшей после реформ Солона, Аристотель замечает, что борьба велась за должность архонта, которая тогда была наиболее значимой (Arist. Ath. Pol. 13. 3). Выше мы уже высказывали сомнения по этому поводу. Проведенный нами анализ, думается, позволяет присоединиться к тем, кто считает, что значение должности архонта было не так велико. Годичная магистратура едва ли могла стать политически значимой должностью. Ее значение состояло в том, что она открывала путь в ареопаг[393].

Тогда, быть может, ареопаг был ключевым политическим институтом раннеархаических Афин? Действительно, до реформ Солона значительные властные полномочия были сосредоточены в ареопаге, который мог контролировать не только процесс назначения высших должностных лиц, но и их деятельность (Arist. Ath. Pol. 8. 2). Правда, несмотря на это, исследователи считают, что основными функциями ареопага были не политические, а религиозные и судебные[394]. Но главное, на наш взгляд, это то, что нам ничего не известно о роли ареопага и ареопагитов во многих из упомянутых выше событий – от заговора Килона до реформ Клисфена. А если это так, то считать ареопаг наиболее значимым политическим институтом было бы неоправданно.

Сказанное позволяет предположить, что политическое доминирование, скорее всего, не было связано с конкретной государственной магистратурой или органом, т. е. осуществлялось неформально, вне политических институтов. Влиянием обладали представители наиболее знатных или влиятельных семей, которые возглавляли собственные группировки (гетерии), а также какое-то количество их сторонников. Стоит еще раз напомнить слова Аристотеля о том, что в олигархических режимах избрание на высшие государственные должности было обусловлено большим имущественным цензом или принадлежностью к гетериям (Arist. Pol. V. 1305 b 30–35).

По-видимому, лишь самые влиятельные семейства (кланы или гетерии) добивались избрания своих представителей на ключевые политические должности. Реальной мерой данного влияния можно считать возможность проведения своих представителей на ключевые посты, а также осуществление отстаиваемой политической линии. Впрочем, применительно к периоду архаики едва ли возможно говорить о существовании какой-либо иной политической линии, кроме удержания власти или влияния на нее. Соответственно, ту же цель преследовало и избрание на ключевые государственные посты.

Политическое доминирование (в чем бы оно ни заключалось) могло осуществляться как представителями одной группировки, так и коалициями. Можно предположить существование более или менее широких политических коалиций, включавших представителей нескольких влиятельных семейств. Они могли возникать как в целях захвата власти, так и в целях ее удержания. Существование коалиций в большей мере начинает ощущаться после реформ Солона. Коалициями были, в частности, политические группировки, боровшиеся за власть после реформ Солона, коалицией можно назвать и сторонников Исагора.

И все же, сколько бы широкой ни была та или иная коалиция, она не могла включать всех, кто стремился к власти. Тем семействам или политическим группам, которые в таком случае оказывались аутсайдерами, ничего не оставалось, как домогаться власти как легитимными, так и нелегитимными способами. К числу легитимных способов можно – предположительно – отнести различные (скорее всего, неформальные) способы оказания влияния теми или иными группами (или семействами), а также изменения в силовом поле, которые могли происходить в результате заключения новых персональных союзов или распада старых.

Несомненно, могли иметь место и нелегитимные или силовые способы воздействия на правящую группировку. Именно так можно интерпретировать попытку Килона захватить власть. За пределами правящей группировки в то время вполне могли оказаться даже представители древних и знатных родов, каковым, по словам Фукидида, был, например, Килон (Thuc. I. 126). Впрочем, учитывая возраст заговорщиков, в попытке Килона захватить власть можно увидеть и следствия обострения межвозрастных противоречий или вспышки личного эгоизма (hybris).

Как бы то ни было, в условиях доминирования аристократии сам механизм властвования был чреват постоянными кризисами. Прежде всего в силу явного преобладания неформальных (внеинституциональных) способов осуществления власти, что оборачивалось обострением борьбы группировок. Другой его особенностью была отмеченная выше тенденция к олигархизации, которая оставляла немалую часть представителей знатных семейств за пределами правящей группировки.

Последствия не заставили себя ждать. Попытка захвата власти Килоном и последовавшая затем расправа над заговорщиками привели к утрате в обществе равновесия. К этому приводит так называемая Алкмеонидова скверна. Алкмеониды же, надо думать, составляли ядро правящей группировки. Во всяком случае, они были неотъемлемой частью афинского политического истеблишмента. Законодательство Драконта, которое следует связывать с ситуацией, сложившейся в Афинах после подавления заговора Килона, было попыткой восстановить утраченное равновесие[395]. Но она, по-видимому, не принесла желаемого результата. Успокоения не принесло и изгнание Алкмеонидов, поскольку в Аттике разразился жесточайший социально-экономический кризис, поставивший под вопрос сам способ осуществления власти[396].

В это время в политической жизни Афин обнаруживаются новые черты. Прежде всего, запускается процесс институциализации власти – усложнение функций уже существующих государственных институтов, а также их дополнение новыми. В. Эдер замечает, что создание государственных институтов, начавшееся в VIII в. до н. э., было инициировано аристократией и должно расцениваться как способ ее доминирования[397]. Как способ сохранения доминирования, добавим к сказанному.

Кроме того, в этот период начинается активизация демоса. И для этого были весомые основания. С одной стороны, запущенный аристократией процесс институциализации власти – создание новых выборных должностей – мог оживить политическую жизнь и политические ожидания масс. Но главным было, пожалуй, то, что немалая часть демоса к концу VII в. до н. э. оказывается в порабощении у аристократии, что заставляет демос выказывать активное неприятие существующего способа осуществления власти. Вспомним то, что Аристотель в «Афинской политии» характеризует политический строй Афин накануне реформ Солона как олигархический (Arist. Ath. Pol. 2. 2). Говоря о тяжелом экономическом положении народа, он замечает: «Впрочем, и всем остальным он (народ. – В. Г.) был тоже недоволен, потому что ни в чем, можно сказать, не имел своей доли» (Arist. Ath. Pol. 2. 2).

Другими словами, всплеск активности демоса не был неожиданным. Уже в период архаики народ принимает активное участие в тех или иных событиях. Политическую волю демос чаще всего проявляет во время стихийных сходок, перераставших в народные собрания либо имевших равный с ними статус[398].