– Ты живешь в собственной квартире?

Ответа не было.

– Что, язык проглотила вместе с булочкой после смотрин? Что это за безмозглые звуки на том конце? Ты живешь в собственной квартире?

– Да.

– Тогда ты меня поймешь. Ты относишься к классу собственников, мы с тобой заодно. Но мы не можем быть заодно, если ты сочиняешь лживые тексты про эти дома. У тебя есть дети?

– Нет.

– Роди. Тогда поймешь, что все происходит из всего и части целого влияют друг на друга. Пока что ты считаешь себя звездной туманностью, уникальной пылью на поверхности луны. Ты сама по себе. Тебе нечего терять, кроме твоих киллограммов.

В трубке раздалось тяжелое сопение, словно какой-то огромный зверь отобрал у Лаакио телефон.

– Але, есть там кто?

– М-м-м-м…

– Я знаю, где ты и Кесамаа живете. Это не угроза, а свидетельство того, насколько хорошо я ознакомился с жилищным вопросом.

Положив трубку, я пошел в душ, простоял под холодной водой четыре минуты. Если за это время самообладание не вернется, значит, дефектен душ.

Я не стал обтираться, расхаживал по квартире голый, пусть вода свободно с меня стекает. Привилегия брошенного.

Позвонил Сиркку и долго слушал гудки. Тщетно.

Я решил отомстить Кесамаа.

Позвонил ему домой. Ответила жена. Я спросил, на месте ли муж. Она сказала, что его нет. А в чем дело?

– Вас беспокоит менеджер гостиницы «Кумулус» в Тиккуриле. Ситуация несколько пикантная. Видите ли, ваш муж оставил у нас свой галстук. Его нашли в кабинете ночного клуба. Мы вообще-то не звоним клиентам, но, похоже, галстук очень дорогой.

– Так?…

– Я хотел узнать ваш адрес, чтобы прислать галстук.

Женщина прокудахтала адрес, я поблагодарил и извинился за беспокойство.

Остаток вечера я наслаждался пьесой в собственной постановке.

Жена станет доставать уставшего, тепленького Кесамаа, неужели ты на днях развлекался в тиккуриловском «Кумулусе». Не был я там, черт возьми, вякнет Кесамаа, и одновременно его замученные мозги начнут лихорадочно думать, кто же за этим стоит, я же никогда не бывал в долбаной гостинице.

К тому же я вчера не звонил Санне. Точно не звонил. Того и гляди все всплывет.

Да, всплывет.

Только я не скажу, когда, где и почему.

Теперь Матти проник в поясницу. Прошу Сиркку выгнать его массажем. Сиркку говорит, что поясница болит из-за неудобного стула в отделе сортировки писем.

Квартира так ужасна, что глаза б не глядели. Зато на стенках не растут осьминоги, и никто не выступает с лекциями о роке.

В первый день Сини проспала три часа днем. Такого никогда не было. Я подходила послушать, дышит ли она.

Сиркку считает, у Сини был стресс. Я ей не верю. Сиркку говорит, эта проблема достаточно исследована. Ребенок чует нутром, что у родителей не все в порядке, даже если не слышит ссор.

Она видела, как из темноты вырос кулак, в ее представлении он раздулся до огромных размеров. Для взрослого – спрячь кулак за спину, он и исчезнет, но из мыслей маленькой девочки его уже не убрать.

Матти не умеет бить, поэтому так больно зашиб.

Он угодил в шею, я пошатнулась и ударилась головой о кухонный шкаф.

Дыхание перехватило, я не могла вздохнуть. Один раз ты мне перекрыл кислород. Второго раза не будет.

Сиркку как-то видела его во время пробежки в Центральном парке. Он бежал с таким выражением, будто все происходящее в мире его не касается. В некотором трансе. Верю. Он ведь стремился к этому. Устраивал настоящие шоу. У меня не было сил слушать, но он заставлял. С блеском в глазах он говорил, что, когда все очертания и линии исчезнут, – лес превратится в кислородный шатер.

Бег – единственное его увлечение за стенами дома. Он им всегда занимался. Он говорит, что стремится стать скользящим по земле духом. По-моему, это слишком, я так и сказала. Мы поссорились. Он утверждал, что я слишком болтлива. Это правда, но какая разница, если Матти не слушает, что я там говорю. Пропотел и пропотел, нашел о чем распинаться.

Через пару часов после забега знакомая Сиркку видела его с биноклем на груди в том прелестном коттеджном районе. Этому я не поверила, он не увлекается птицами. Но так подробно эта знакомая его описала, что нельзя не поверить.

Не понимаю.

Я не смогла заставить его побывать в этом районе, хотя так старалась, мол, пойдем, посмотрим, нам ведь даже не надо планировать покупку. Он не загорелся купить свой дом.

И вот он там.

Это – малая частица того, чего я не понимаю. В последние два месяца он еще больше меня пугает. У него изменилась интонация. И манера ходьбы. Обычно по утрам он шагал так, что пятки грохотали по полу. А когда выходил покурить, хлопал дверью спальни с такой же злостью, как этот тип с верхнего этажа. Когда мы пили кофе, он смотрел вроде на меня, но мимо. О Сини он заботился, как и прежде, но не разговаривал с ней. Он выглядел таким деловым, что меня знобило.

О дисках он тоже стал отзываться странно, больше не заходился в восторге, только предъявлял претензии авторам. Свои политические соображения он не доверял никому, только мне изливал. Закончил бы в свое время учебу, так и издевался бы себе над коллегами где-нибудь на приличной работе, на них бы и ворчал.

Человеку свойственно делиться своими трудностями. По крайней мере, в кругу моих друзей. Собираемся раз в месяц просто поговорить. Матти это неинтересно. Длительные пробежки, четыре стены, одна женщина и одна дочка – вот откуда он черпает силы. И не только черпает, а вампирит.

Я спрашивала, что его гнетет, он отвечал «Ничего».

Неправда.

Мне плохо от одной мысли о том, что он стоит где-то на углу, пялится в бинокль. Хотя мне он больше не муж. И его жизнь больше не касается меня.

А теперь я вру. Через Сини он всегда в моей жизни.

Зачем бинокль мужчине, который не интересуется птицами?

Какое мне дело? Сейчас мне надо научиться готовить малышке разные блюда. Сколько белка добавлять в макаронную запеканку? Сколько минут варится спаржа? Что такое желатин? Что означает пассеровка? Сколько капусты кладут в ленивые голубцы?

Все это надо выяснить. И научиться отвечать на трудные вопросы.

Каждый вечер Сини спрашивает, где папуля. Днем она его не вспоминает, вечером – всегда.

Папа далеко от нас с биноклем на шее на незнакомой дороге, там, в другом мире. Почему?

Потому что однажды вечером он вышел покурить на балкон, а когда вернулся, его кулак попал маме в голову, мама упала на пол и провалилась в ужасную тьму, а из этой тьмы мы попали сюда, к Сиркку, а отсюда попадем к городским дядям и тетям туда, в новую квартиру.