Туполев был в ванной. Стоял возле зеркала, мурлыкал что-то немузыкально и добривал правую щеку.

Я подошла к нему сзади, обняла обеими руками за талию и пристроила щеку на теплое плечо. Если не считать пяти сантиметров разницы, мы почти одного роста.

– От тебя пахнет кофе, – раздувая уже левую щеку, пробормотал Назар.

– Угу. На палубу бегала. Доброго утра, кстати.

– Доброго, – деловито булькнул мой олигарх и огладил выпяченный подбородок бритвой.

Я улыбнулась. Бреющийся мужчина – занятное зрелище. Все они говорят, что лучше один раз родить, чем всю жизнь бриться, тем не менее проделывают данную процедуру так бережно, ласково и самоотреченно, что поневоле возникает мысль – и все-таки они себя любят. Так нежно охаживают свои раздутые щеки и скособоченные подбородки… Загляденье.

– Позавтракала? – стирая полотенцем остатки мыльной пены и придирчиво разглядывая в зеркале умытую физиономию, спросил Назар.

– Нет, жду тебя, – ответила я, раскрыла зеркальную дверцу почти утопленного в стене навесного шкафчика – отображение метнулось, поехало в сторону – и… замерла. С баллончиком пены и бритвенным станком в руках. Подергала дверцу туда-сюда – мое изумленное лицо скользило слева направо и услышала:

– Что застыла? Ставь пену на место…

– Конечно, конечно, – отрешенно пробормотала я, поставила бритвенные принадлежности на узкую, сантиметров в десять, полочку и захлопнула шкафчик.

Из вернувшегося на место зеркала на меня таращилась безмозглая идиотка с остекленевшими глазами и уползшей вниз челюстью. В голове болталась любимая мамина поговорка: дураков, Соня, не поливают, они сами растут. (Любимой эта поговорка стала не так давно, когда мама начала подозревать себя в подступающем маразме, а старшую дочь – в наследственной глупости.)

Меня, судя по всему, не только поливали, но еще и укрепляли суперфосфатом.

Полчаса, как всесторонне окрепшая идиотка, я ползала на карачках по мужскому сортиру, видела, что куда-то убраны все канализационные коммуникации – то есть стена должна бытьполой! – и не догадалась отодрать зеркало! Мол, оно у самого прохода, почти на виду – от крайних столиков ресторана разглядеть можно, и как вероятный тайник совсем не рассматривала. Подергала раму туда-сюда, убедилась, что крепко сидит, и успокоилась. Дура!!!

А как, интересно, вы мне скажите, дверца корабельного шкафчика должна быть присобачена – на соплях, что ли?! Здесь же качка, болтанка, штормы и бури! Там должна быть магнитная защелка сбоку! Как в каждой ванной комнате!

Ну надо же, что за напасть! А ведь я уже Огурцову отзвонилась. Похвасталась «достижениями».

Заморочила голову контрразведке – женщина в белом, женщина в белом! Дала ложный след. Работы добавила. Как будто ее и без этого мало…

Убивать таких придурков надо! Чтоб под ногами не путались!

И в этот момент в ванную вернулся Туполев. Обнял меня сзади, улыбнулся, глядя на нас в зеркало, и понял мой ступор весьма своеобразно:

– Красотой неземной любуешься?

– Ага, – тупо кивнула я. – Любуюсь.

День, что характерно, действительно удался. За два часа такого наворотила – ни одной разведке не разобраться. Не поднять и не осилить.

С настроением придушенной сомнамбулы я медленно тащилась, повиснув на туполевской руке, и старалась выглядеть радостной.

– Сегодня весь день я только твой, – пять минут назад осчастливил меня Назар Савельевич и предложил разработать увеселительную программу: то ли в постели до ужина проваляться, то ли еще чего.

Я улыбалась одними губами. В голове заведенной бомбой тикал часовой механизм и отбивал с точностью метронома антикомплименты: тик-так, так-так, ты – дура, ты – дура. Бомба тикала и грозила взорваться слезами. Так стыдно и совестно, как сейчас, мне давно не было.

Не догадаться, что Инесса Марченко, пробегая мимо умывальников, могла увидеть своеотражение, – это еще умудриться надо! Ведь она в тот день тоже была в белом платье! И если зеркальная дверца была открыта настежь, то, взглянув мельком, боковым зрением, она вполне могла ошибиться! И если бы не одно но – у Инессы Львовны рыжие волосы, а дама, по ее словам, была яркой блондинкой, – я бы еще из туалета каюты позвонила подполковнику Огурцову и покаялась во всех грехах.

Но позвонить никогда не поздно. И торопиться, гнать волну без толку я больше не буду. Сначала надо – на этот раз надо! – в точности убедиться, что шкафчик за зеркальной дверцей существует и на самом деле дает полный эффект движения в нужную сторону. Надо придирчиво выяснить, не закрывает ли зеркальное полотно дверные косяки, достаточно ли дает обзора… Вопросов было множество, но для ответа на них мне требовалось время. И прикидка, так сказать, на местности в боевых условиях.

Многие мысли рвали голову на части, я тащилась за Туполевым к ресторану и отвечала на приветствия приклеенной улыбкой. Народ собирался к завтраку и стекался в одном направлении.

Глядя себе под ноги, я продолжала размышления и наблюдения. Дверь в ресторан – маленький порожек. Короткий коридор с ответвлениями к умывальникам и снова порожек. Если вспомнить, как горничные доставляют к каютам тележки со сменным бельем, полотенцами и всяческими сантехническими химикатами, то наличие в санузлах шкафчиков с той же химией, туалетной бумагой и мылом совершенно обязательно! Таскать тележки через двойные пороги неудобно, да и запас мыла с бумагой следует держать поблизости.

И это значит, что, во-первых, шкаф там все-таки есть. А во-вторых, это означает, что Софья Николаевна задним умом крепка.

Что мне стоило представить раньше, как уборщица таскает через ресторан ведро, швабру и губку для мытья туалетов?! Ну где такое видано, а?! Основное условие хорошего сервиса – это его незаметность!

Мысли окончательно разбушевались и уже взывали к действию. Автоматически набросав на поднос первые попавшиеся закуски со шведского стола и так же автоматически тупо скалясь, я налила себе чаю и поковыляла к нашему столу у окна с видом на левый берег. Села. От желания моментально наведаться к умывальникам кожа откровенно зудела и на вопрос Туполева:

– Что ты ерзаешь? – я ответила выразительно и кратко:

– Мне нужно. Туда.

Назар Савельевич деликатно отвернулся к окну, я же стремительно подхватила подол и понеслась к удобствам, уговаривая себя на ходу: «Не мчись как идиотка, фланируй грациозно!» Проходя мимо столика Барби, поймала заговорщицкий взгляд мадам Карелиной, ответила машинально оскалом. Отметила – весьма повеселевшая Галина Федоровна уже не выглядела очумевшей недоуменной вороной на кукольном чаепитии, из ее глаз, надеюсь навсегда, исчезло выражение «господи, что я здесь делаю?!». Галина Федоровна щебетала с «девчонками» и ловко кушала банановый шербет.

«Надо позвонить подполковнику и стукнуть – возможно, вскорости освободится отдельная каюта», – оставила зарубку в памяти. Сделать два добрых дела одновременно мне уже давно не доводилось. Богатым росчерком пера я освободила для органов каюту и помогла принять решение хорошему человеку.