– Ух, какая ты, – сказал писатель, легко куснув ее за плечо и без сил упав рядом на белоснежную подушку. – Ух, ты какая, оказывается. Хотя я сразу это понял. Тихоня тихоней. А в глазах огонь.

– Не смущай меня. – Полина натянула на голову простыню, чтобы укрыться от его горящего, ласкового и насмешливого одновременно взгляда. – Если бы меня видела моя мама, у нее случился бы разрыв сердца. Она все тешит себя надеждой, что я у нее скромная девочка.

– Она тебе льстит, – сообщил он и стянул простыню с ее раскрасневшегося личика. – Ты та еще оторва, которая охотно общается с преступным элементом, легко распоряжается тысячами долларов, принимает в дар изумруд стоимостью в небольшой автомобиль и умеет пробудить интерес в мужчинах.

– Ты о себе говоришь во множественном числе? – лукаво спросила она.

– Нет, наш пляжный товарищ Костик тоже смотрит на тебя с большим интересом.

– Не ври, – возмутилась Полина. – Мы с ним просто подружились.

– Пони, ну я же не слепой. – Никита вдруг широко зевнул и поудобнее улегся на широкой кровати. – Но ты не думай, я не ревную. Я завоевал тебя в честной борьбе, и теперь ты мой трофей. Как говаривали древние, «оmnes vincit accipit». Победитель получает все.

– Это латынь? – уточнила Полина, уважительно глядя на него.

– Ага. – Он снова зевнул. – Слушай, Пони, давай спать, а? Ты меня заездила сегодня. Я устал.

– Спи, пожалуйста. – Она почему-то тут же почувствовала себя виноватой, хотя и понимала, что Никита шутит.

Уснул он мгновенно. Только что еще разговаривал, глядя на нее через сомкнутые веки, и вот уже безмятежно спал, ровно дыша во сне и даже улыбаясь чему-то, как ребенок. Полина подперла голову локтем, чтобы получше рассмотреть черты лица мужчины, с которым так неожиданно оказалась в одной постели. Неловкости она не испытывала. В конце концов, в жизни любой взрослой, самостоятельной и одинокой женщины случаются внезапные романы. Тем более курортные. Она не знала, женат Никита или свободен, но это не имело никакого значения. Ее отпуск через неделю должен был закончиться. Он скорее всего уедет даже раньше. Они разъедутся по своим городам, расстанутся навсегда, может быть, подружатся ВКонтакте, и ничего не будет напоминать им о сегодняшней ночи.

От этой мысли ей почему-то стало грустно. Только что пережитое безумство не отпускало, услужливо вытаскивая из памяти самые острые и сладкие моменты накрывшей ее страсти. Так папа в детстве подсовывал ей в тарелку лучшие куски арбуза, вырезанные из самой сердцевины, лопающейся от сахарной сладости. Забывать об этом не хотелось, да и вряд ли получилось бы. Откуда-то из сердца в ней вырастало понимание, что сегодняшнюю ночь, проведенную под белым парусом Дома писателей она не сможет забыть никогда.

В комнате было совсем темно из-за плотно закрытых штор. Лицо Никиты терялось во тьме комнаты, его очертания размывались на белой подушке, и Полина вдруг испугалась, что не успеет запомнить его черты. Это казалось сейчас отчего-то крайне важным.

Вскочив с кровати, она на цыпочках обежала кровать, отдернула тяжелую штору, впуская в комнату свет фонаря, и приоткрыла балконную дверь, жадно вдыхая свежий ночной воздух. С улицы доносилось пение цикад, и это было такой же неотъемлемой приметой российского юга, как и стойкий кипарисный аромат, не встречаемый нигде, кроме Крыма. Это был запах детства, основательно забытый за годы знакомства с Турцией и Египтом, а также за время, проведенное вообще без отпуска.

На улице было совсем тихо. Полина отчего-то была уверена, что никто не следит за ней из кустов. Преследовавший ее бандит, решивший, что она здесь живет, или убедившийся в том, что она останется здесь ночевать, давно уже ушел. Отель спал, и белые шифоновые занавески колыхались в балконных дверях в такт его мерному дыханию. Или это был ветер…

Оглянувшись на Никиту, сон которого не встревожили ее легкие шаги, она вышла на балкон. Плиточное покрытие приятно холодило подошвы. Ветер обдувал ее разгоряченное чувствами лицо, будто покрывал его невесомыми поцелуями. Она невольно вспомнила недавно пережитые, совсем иные поцелуи – земные, горячие, страстные, почти грубые, провела кончиком языка по чуть вспухшим губам и снова почувствовала огонек желания, разгорающийся в животе. Так бывает, когда не до конца потухший костер с еще тлеющими угольками вдруг наполняется новой отвагой, разбуженный силой ветра.

– Да ты нимфоманка, матушка, – пробормотала она. Босые ноги начали замерзать, поэтому она вернулась в комнату, не закрывая балконной двери и не задергивая плотной шторы, залезла в постель, немного замешкалась, перед тем как натянуть на себя край большого тяжелого двуспального одеяла, половиной которого был накрыт Никита, решительно юркнула к нему под бок и замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Никита был большой и теплый. Даже во сне от него исходила так подкупившая ее надежность. Посмотрев на его расслабленное лицо, Полина вдруг поняла, что сможет заниматься с ним любовью всегда, когда ей этого захочется. К примеру, завтра утром, точнее, уже сегодня. Они проснутся и не будут спешить ни на завтрак, ни на пляж. Им вообще не нужно будет никуда спешить, потому что они в отпуске и могут сколько душе угодно наслаждаться друг другом. Широко улыбнувшись этой мысли, Полина закрыла глаза и мгновенно заснула.

Утреннее солнце заливало комнату. Оно было таким веселым и радостным, что, даже не открывая глаз, Полина поняла, что день сегодня непременно заладится. От ее вчерашних страхов не осталось и следа. Она и сама не знала, почему вчера так испугалась следившего за ней человека. В конце концов, Никита был совершенно прав, вряд ли ее хотели убить. Поступок она, конечно, совершила глупый, но ведь за глупость не убивают.

Никита… Вспомнив про него, она открыла глаза и обнаружила, что лежит в постели одна. Из маленькой кухоньки, расположенной в углу гостиничного номера, раздавался свист чайника, вкусно пахло свежезаваренным кофе, брякала ложка о край стакана. Она повернула голову. Никита, видимо, только что после душа, с мокрой головой, в полотенце, обернутом вокруг бедер, готовил завтрак, намазывая какие-то малюсенькие бутерброды. На небольшом столике за его спиной уже стояла большая миска с домашним творогом, о котором вчера мечтала Полина, миска поменьше, доверху полная густой деревенской сметаны, и плошка с крупной садовой голубикой. Рот Полины мигом наполнился слюной. Она судорожно глотнула и даже застонала слегка от этого гастрономического великолепия.

– Проснулась? – Никита обернулся, полотенце развернулось и упало к его ногам, и Полина снова застонала, тут же забыв про творог и сметану. Вожделение совсем иного рода теперь занимало все ее мысли.

– Иди ко мне, – хрипло попросила она, и он, пристально посмотрев на нее, не стал больше ничего спрашивать, а переступил через свое полотенце, сделал несколько шагов и упал на кровать, подмяв ее под себя.

Только спустя полчаса Полина все-таки дорвалась до приготовленного для нее завтрака.

– М-м-м, вкусно-то как, – пробормотала она, слизывая предательски стекающую по подбородку сметану.