– Меня арестовали и поместили в лагерь для интернированных немцев в Дугласе на острове Мэн. Там я провел всю войну. После освобождения податься было некуда. Мне выдали британский паспорт, однако мои приемные родители умерли, а других родственников в Великобритании или Германии я не имел. Нам дали немного денег в компенсацию за задержание, и я решил потратить их на билет до США. Рифеншталь предупреждала, что немцу не найти работы в Голливуде, однако война закончилась, и я надеялся, что в Америке у меня будет больше шансов. Разумеется, я ошибался.

Все деньги ушли на билет, поэтому в Нью-Йорке, чтобы выжить, Энгель брался за любую работу – дворником, водителем уборочной техники, маляром, а в первую, страшно холодную зиму торговал на улице бургерами и хот-догами. Жил он в хостеле Молодежной христианской организации. Следующей весной Энгель отправился на запад, в каждом новом городе находил временную работу, а через некоторое время двигался дальше. К лету 1948 года наконец добрался до Лос-Анджелеса и устроился работником в бургерную. Мало кто из коллег знал, откуда он, а те, кто знал, ни о чем не расспрашивали. Большинство из них тоже мечтали добиться успеха в Голливуде – актерами, каскадерами, сценаристами или певцами.

У Энгеля, в отличие от многих, имелись практические навыки – Рифеншталь выучила его на кинематографиста и монтажера. Он зарегистрировался в нескольких агентствах, которые предлагали киностудиям технических работников, и побывал на нескольких собеседованиях – безрезультатно. То работа была неподходящая, то – чаще – он не подходил. Энгель представлялся британцем, и у него был британский паспорт, однако немецкое имя и прочие документы выдавали истинное происхождение.

В конце концов он устроился водителем в частную компанию, которая предоставляла лимузины напрокат крупным голливудским киностудиям. Униформу пришлось покупать за свой счет, зато платили лучше, чем в бургерной. В первые дни Энгеля сопровождал один из опытных водителей, который проинструктировал его насчет протоколов и предупредил, что заговаривать с клиентами строго запрещено, если они сами не начнут разговор. Пользоваться голосовой связью с пассажирским салоном разрешалось только в ответ на вызов клиента. Старший коллега объяснил, за какие проступки могут уволить, предупредил, что чаевых не полагается, и посоветовал не рассчитывать на знакомство со звездами: от водителя требуется лишь молча везти клиента до пункта назначения.

Они вместе проехались самыми частыми маршрутами, водитель показал Энгелю короткие пути, дал адреса модных ресторанов, баров и клубов, объяснил, как въезжать на территорию киностудий и еще раз предупредил: одна жалоба от клиента – и его тут же уволят: в этом городе звезды Голливуда решают все.

Предоставленный сам себе, Энгель освоился быстро. Конечно, без ошибок не обошлось, дважды он на несколько минут опоздал, тем не менее уже вскоре был на хорошем счету. В каждой машине имелась большая карта города, на которой предыдущие водители отмечали адреса, куда чаще всего ездят клиенты. Иногда на картах были подписаны карандашом имена знаменитостей.

Большинству клиентов было безразлично, как Энгель ведет и каким путем едет. С ним не заговаривали, и чаще всего он даже не видел их лиц. Они выходили из дома, со студии или из ночного клуба в большой шляпе или шарфе, закрывающем половину лица, и обязательно в темных очках, даже ночью. Как только Энгель открывал дверь, они проскальзывали внутрь, а у него не было даже зеркала заднего вида, и приходилось ориентироваться по боковым зеркалам. Оглядываться запрещалось. По прибытии клиент или клиентка быстро выходили из машины и спешили внутрь, часто в сопровождении личной охраны или работников студии.

В большинстве случаев Энгель не знал, кого везет, и возможность развозить по домам неизвестных кинозвезд скоро перестала казаться волнующей.

Как-то днем его отправили за клиентом по незнакомому адресу в бедном районе Лос-Анджелеса. Он припарковался на улице у большого здания, и вокруг сияющего лимузина сразу собралась толпа любопытных детишек.

На карте не было подписано название места назначения, а теперь Энгель увидел, что это детский дом – довольно мрачный, несмотря на яркие картинки на окнах. Примерно через пятнадцать минут из дома вышла невысокая стройная женщина с конским хвостом, в непримечательном повседневном платье и больших солнечных очках. Догадавшись, что это клиентка, Энгель поспешил открыть пассажирскую дверцу. Женщина, даже не взглянув на него, молча скользнула внутрь, и они поехали.

Время от времени он украдкой сверялся с картой, на которой был обведен кружком нужный адрес. Рядом виднелись карандашные подписи, и на светофоре Энгель поднес карту к глазам. Каково же было его изумление, когда он прочел фамилии «Макферсон» и… «Маршан»!

Он сразу понял, кто его пассажирка.

– Я уже давно не вспоминал о Жанетт Маршан и все же хранил ее письмо, – признался Энгель. – Оно было при мне в Германии, потом в лагере, а теперь в США. Я почти не помнил его содержания и все же везде возил с собой. В юности, в Англии, оно значило для меня очень много и теперь напоминало о тех временах, когда я очутился сиротой в чужой стране, в семье добрых незнакомцев. К большинству голливудских звезд я был равнодушен, но Жанетт – другое дело.

– Когда это было? Вы приехали в Лос-Анджелес в 1948 году? – спросил Джастин, припоминая, в каких фильмах Маршан тогда снималась. – Она играла в паре сериалов студии «Репаблик», верно?

– Один для «Репаблик», другой для «Ар-Кей-Оу», – поправил Энгель. – Жанетт сама мне потом рассказала.

– Значит, она уже не была большой звездой.

– Жанетт всегда оставалась звездой, – возразил Энгель. – В журналах описывали каждый ее шаг. Просто она старалась жить как можно более закрыто, поэтому шумихи вокруг нее было меньше, чем вокруг многих других звезд, а студии больше не снимали романтических комедий, на которых она сделала себе имя.

– Она стала приглашенной актрисой – так называют известных актеров, которые по-прежнему знамениты, но уже не делают большую кассу, – пояснил Джастин.

До места назначения оставалось меньше двух километров, и Энгель почти не разбирал дороги. Жанетт Маршан в его машине! В полуметре от него! Самая любимая его звезда!

Они поднялись на холм, свернули на подъездную дорожку и остановились у глухих железных ворот. Энгель уже потянулся за трубкой внутренней связи, когда ворота медленно отворились, и он поехал извилистой дорожкой между деревьями. Ворота захлопнулись, впереди показался большой особняк.

Остановившись у крыльца, Энгель взял в руки трубку. Говорить с клиентом строго-настрого запрещалось под страхом немедленного увольнения, и все же он не мог упустить шанс – быть может, единственный! – обменяться хоть парой слов с женщиной, которая, сама того не зная, пробудила в нем страсть к кино.

Однако трубка неожиданно сама ожила у него в руках.

– Водитель, посмотрите на меня. Я хочу вас видеть, – донесся