А время шло. Подступала весенняя сессия, и тут Оля наконец ощутила некоторые социальные преимущества своего нового состояния – ее без звука пропускали сдавать все зачеты в первых рядах (считалось, что в начале преподаватель еще не устал, и менее раздражен, да и вообще, раньше сядешь – раньше выйдешь), она прямо говорила: «Ребят, я должна сдать до двенадцати, иначе потом в этой аудитории никто ничего сдавать не сможет».

Сессия начиналась в июне, потом давали недельку вздохнуть, а в июле начинался летний стройотряд – противная обязаловка, насаждаемая комитетом комсомола – каждый должен полтора месяца из двух оставшихся от лета отпахать на «благо родины». Все были пересчитаны, переписаны и распределены по различным «трудовым фронтам». Оля с Мишей числились на карбюраторном заводе, это было по крайней мере в Москве, а не под какой-нибудь Калугой, но тут Оля здраво решила, что ее ребенку это неполезно и что надо бы от стройотряда освободиться.

С этим она направилась в комитет комсомола. Отловить сотрудника, занимающегося вопросом освобождения от стройотряда, было непростым делом, но Оля выследила его, и когда пришла, наконец, к нужной двери в нужное время, застала перед ней человек восемь таких же умных со всего института, стоящих за своей свободой. Оля заняла очередь, дело шло медленно, все успели разговориться, и в этом разговоре Оля с ужасом выяснила, что без убедительной медицинской справки за заветной дверью делать нечего.

– Подумаешь, беременная, – авторитетно сказала ей девица с соседнего факультета, – у нас в группе девчонка, у той восемь месяцев срока, так и то за справкой погнали, а у тебя и не видно ничего. Она с пузом еле в дверь вошла, а этот гад – выразительный кивок на дверь – ей заявляет: «Основания свои предъявите». Сволочи они там все.

– Да ты не расстраивайся, – вступил в беседу парень, стоящий рядом. – Возьми да сходи за справкой, делов-то. Если ты беременная, тебе дадут без звука, вам, девчонкам, хорошо, не то, что мне, я пока докажу, что у меня ревматизм…

Наслушавшись, Оля решила действительно пока не соваться, а раздобыть справку. Собственно, идея сходить к врачу все равно витала в воздухе, Мишина бабушка, например, встречаясь всякий раз с Олей в коридоре, осведомлялась: «Ну что, деточка, уже была у врача? Нет? Напрасно, напрасно».

Бабушка была поставлена в известность о грядущих событиях несколько позже других, так как Оля продолжала ее побаиваться, к новости отнеслась сдержанно положительно, вежливо поздравила, посоветовав только не тянуть и немедленно пойти к врачу.

Почему-то Оля тогда восприняла этот совет как недоверие к себе – дескать, что ты можешь понимать, вот пусть врач подтвердит, что ты беременна, тогда и поверим. Главное, Миша, слыша все это, тоже завелся – сходи да сходи, и Оле, которая жила своей беременностью, это казалось грубым посягательством на самые основы ее нового мира – ужасно было обидно. Уж он-то, казалось бы, мог бы и не требовать справки от врача.

Но теперь справка действительно понадобилась, поэтому Оля, выяснив предварительно у Сони, где находится районная женская консультация и к какому врачу идти, сообщила Мише:

– Все, можешь быть доволен, завтра пойду к врачу, получу справку, что в самом деле беременна. Могу две попросить, одну комсомольцам отдам, другую тебе оставлю.

– А комсомольцам зачем? – с удивлением спросил Миша. Зачем оная справка ему самому, вопроса не возникло.

– Стройотряд откосить. Они без справки не освобождают, я уже сегодня была, выяснила.

– Ух ты, Олища, строяк хочешь откосить, что ж я, один буду на этом Москарзе корячиться? А ты где будешь?

– Ну, допустим, вас там таких человек тридцать, со всего института, а я на дачу поеду. Мы там с детенышем будем воздухом дышать.

– Олька, ну это нечестно. Ну как это, вы там, а я здесь, один? Мне без вас будет плохо. Давай ты не поедешь, а? Насчет завода ты, конечно, права, вам там делать нечего, но уж на дачу-то? Ты тут гулять будешь, вот, в парчок сходишь, на балкончике посидишь, ну Олюш?

– Разберемся, – сказала Оля, про себя решив сейчас не спорить, но на дачу все равно поехать. Благо будущего ребенка было важнее Мишиных капризов.

Вообще с началом беременности равновесие действительно сместилось. Мишины приступы молчания то ли исчезли, то ли их заслонили приступы тошноты. Бояться Оля, во всяком случае, точно перестала. Миша пытался было восстановить статус-кво, но нарвался на суровую отповедь в том смысле, что ей, Оле, сейчас переживать вредно, она и не будет, а если ему, Мише, хочется играть у нее на нервах, то она, пожалуй, поедет к маме. И помогло. Главное, Оля нисколько не притворялась, не кривила душой, изображая напускную строгость, сказала, наконец, то, что думала в данный момент. Легкость и моментальность воздействия поразили ее и если не заставили задуматься прямо на месте, то какие-то зерна, на будущее, безусловно, были заронены.

Итак, справка. На следующий день Оля отправилась в женскую консультацию. Заведение это находилось, по счастью, недалеко от дома, нужный врач принимал (или, будучи женщиной, принимала) в удобное время, после обеда, с двух до восьми, и Оля, вышедшая из дома немного после трех, практически никаких трудностей для себя не предвидела.

Она быстро и легко нашла большое желтое здание, выходящее фасадом на Садовое кольцо, обошла, руководствуясь Сониными инструкциями, его сбоку, вошла через арку в темноватый двор и тут же, по правую руку, действительно обнаружила малозаметную дверку с малозаметной же синей вывеской «Женская консультация от поликлиники номер…».

Оля вздохнула с облегчением. По ее представлениям, поиск собственно консультации был наиболее сложной частью поставленной задачи, потому что дальше-то, собственно, какие могут быть сложности? Она беременна? – беременна. Справка ей положена? – положена. Ну и все. Добрый доктор посмотрит, головой покивает, велит есть витамины и гулять на воздухе и бумажку даст без второго слова. Все очень хорошо.

Надо сказать, Оля в свои без малого девятнадцать лет раньше никаких соприкосновений с заведениями такого рода не имела, поэтому первым – и неприятным – сюрпризом в нарисованной ею идиллической картинке стала для нее огромная очередь.

В самом деле, поднявшись по узкой темной лесенке на второй этаж и миновав окошко регистратуры, Оля обнаружила средних размеров помещение со стенками неопределенно-унылого цвета, линолеумным полом в тон, небольшим окном, до половины закрашенным белой краской, отчего в помещении стоял полумрак, но главное – все помещение было заполнено женщинами. Их было человек двадцать или больше, понять с ходу было сложно, они сидели на имеющихся больничных скамеечках, на подоконничке, некоторые просто на корточках, опираясь о стену, те же, кому стены не хватило, переминались с ноги на ногу, занимая практически все остальное пространство. За угол уходил неширокий коридор, в нем виднелся краешек белой двери с номером и табличкой.

Там, в глубине, вдруг произошло некое движение, дверь распахнулась, жесткий голос выкрикнул: «К Семеновой – следующая», женские ряды зашелестели, и следующая – счастливица – с трудом поднявшись, исчезла в проеме.