и насколько глубокими могли быть их мысли. "В зависимости от того, какую книгу вы предпочитаете, - продолжал я, - корейская нация "классически" сформировалась либо в феодальный период, либо во времена японского империализма, либо даже совсем недавно, 15 августа, во время освобождения родины. Вы это хотите сказать?"

"Нет", - признал он. "Но так бы сказали Маркс и даже Сталин". "Классики были написаны в условиях своего исторического периода. Они были написаны в соответствии с реальной ситуацией в европейских странах, которые в основном являются многорасовыми государствами. Они не могут дать правильные ответы на проблемы, возникающие в современной революции и строительстве Кореи. Меня больше интересует, что скажет маршал Ким Ир Сен, чем "Маркс и даже Сталин"!".

"А что маршал хочет сказать по этому поводу?" - спросил он. "Если определять нацию по ее общей экономической жизни, то корейский народ можно было бы разделить на "буржуазную нацию" на юге и "социалистическую нацию" на севере. Но мы знаем, что Корея - это единый народ, поэтому экономика сама по себе не может определять нацию. Основополагающими признаками нации являются кровное родство, язык и место жительства. Люди, не имеющие одной крови и языка, не являются одной нацией только потому, что живут на одной территории. И наоборот, нация может существовать на разных территориях, а разные нации могут существовать на одной территории.

"Вот почему территория, общая для нации, никогда не может быть потеряна, даже если она будет оккупирована иностранными войсками. Основная территория, на которой корейская нация существовала в течение пяти тысяч лет, - это вышитая шелком земля в три тысячи ри. Она была местом проживания корейской нации даже во время десятилетий колониального господства Японии и никогда не станет американской землей, даже если Южная Корея останется оккупированной американскими империалистами на десятилетия".

Профессор одобрительно кивнул. "Я не могу поспорить ни с одним вашим словом", - ответил он с необыкновенной проницательностью.

Не успел я победить фланкизм, как передо мной открылась другая опасная тенденция: догматизм. Догматизм - это негибкий образ мышления, когда человек слепо подражает другим, не учитывая конкретных условий и ситуаций. Я называл это "болезнью классиков", когда философия или образ действий считались правильными только потому, что они были правильными в прошлом или потому, что великая книга выдвигала их в качестве правильных.

Этот профессор был умным и знающим. И, что еще важнее, он был по-настоящему предан Корее. Но он понимал только то, чему его учили, и таких интеллектуалов было много. Я был абсолютно убежден, что такое слепое поклонение классике необходимо искоренить. Дело было не только в очевидных для Кореи вещах, таких как определение нации. Корея восстанавливала свою экономику, промышленность и сельское хозяйство с нуля. С интеллектуальной точки зрения догматизм был бы очень пагубной основой для построения революции.

Несколько недель спустя на занятиях по философии все встало на свои места. Одна из самых глубоких марксистских концепций - закон противоречий. Как сказал профессор, этот закон гласит, что все в мире развивается через противоречия. Все остальные студенты были в восторге от своего нового знакомства с философией - "наукой наук" - и от того, как она раскрывает тайны мира. Они были очарованы тем, что узнали, что в философском смысле движет миром. Их драгоценные, невинные глаза горели любопытством. К сожалению, они были так увлечены, что принимали принципы именно так, как их преподавали, без каких-либо аргументов.

Я ценил юношескую энергию своих сверстников, но я уже был знаком с предметом и сам распознавал неточности. Мне нужно было убедиться, что зрение моих сокурсников не затуманено туманом догматизма. Я должен был стать тем ярким светом, который рассеет их туман.

После урока я позвал своих одноклассников. "Закон противоречия очень важен, - сказал я им. "Но утверждение, что все в мире всегда развивается через противоречия, весьма сомнительно. Конечно, все состоит из противоречивых факторов, и эти факторы приводят к изменениям. Но разве после установления социализма общественный прогресс по-прежнему обусловлен противоречиями? Продолжается ли борьба между конфликтующими факторами? Конечно, нет. В нашем социалистическом обществе революция и строительство осуществляются массами, тесно сплоченными вокруг революционной партии".

Студенты были настолько заинтригованы лекцией, что я видел, как они пытаются совместить сказанное мной с тем, что они только что узнали. Они пытались либо применить закон противоречий к реальности Кореи, либо втиснуть меняющиеся факты действительности в догматические рамки. Очевидно, что сделать это было невозможно. Это все равно что пытаться изучить грушевое дерево, чтобы понять, откуда берутся яблоки. У студентов просто не было философской базы, чтобы правильно проанализировать величие идей чучхе маршала, а значит, они не могли в полной мере оценить успешные результаты корейской революции, а значит, не могли в полной мере понять политику партии чучхе.

Это было совершенно безумно, особенно в Корее. В других социалистических странах эмблемой были серп и молот, символизирующие рабочих и крестьян. Но Трудовая партия Кореи добавила к обычной эмблеме кисть для письма, символизирующую интеллигенцию. В отличие от других стран, WPK не была партией, обслуживающей только определенный класс. Наша партия очень верила в людей разума и постоянно давала это понять.

К сожалению, казалось, что это уважение к интеллигенции было несколько преждевременным. Когда я попытался обсудить вопрос догматизма с преподавателями, я узнал, что они находятся в еще худшем состоянии, чем мои сверстники. В то время как студенты были "чистым листом", когда дело касалось философии, у преподавателей голова была забита устаревшими понятиями. Их мышление совершенно не соответствовало новой эре чучхе, в которую вступал маршал Кореи.

Я был убежден, что только я могу привнести правильное мышление в Университет Ким Ир Сена. Но для этого мне нужно было стать экспертом практически во всех областях знаний, касающихся политической экономии, включая изучение философии вдоль и поперек. Работы было невпроворот. Я понимал, что исследовать глубины всех отраслей науки невозможно. Но если я правильно пойму основные положения каждой области, то смогу экстраполировать и вывести все остальное, что мне нужно знать.

В каком-то смысле мне нужно было стать интеллектуальным детективом, выслеживающим решения, не обращая внимания на тупики и ложные направления. Было крайне важно выбрать и прочитать все книги, которые имели особое значение в соответствующих областях. Для этого я разработал новый метод чтения. Начав читать книгу, я прочитывал ее за один присест, независимо от ее объема. Я также читал очень быстро, освоив метод скорочтения, позволяющий усваивать несколько строк за раз.

Днем и ночью я читал работы маршала по идеям чучхе и сделал их единственным критерием для всего остального моего мышления. Но чтобы понять истоки работ маршала, я