До дома шли молча. Она всю дорогу хлюпала носом и теребила пуговицу на плаще, Никита хмуро курил. Простились у ее подъезда, он неуклюже чмокнул девчонку в висок, она еще раз шумно шмыгнула носом и исчезла из его жизни навсегда. Кажется, ее звали Марина… Или Алина? На имена у него всегда память была плохая. Сейчас Никита понимал, что поступил с ней подло, но до нее ли ему было! Совсем другая женщина занимала все его мысли и будоражила фантазию – взрослая, талантливая, совершенная, окутанная запахами тайны. От одной лишь мысли о ней пьяно кружилась голова, потели руки и останавливалось дыхание, но теперь он имел полное право потребовать от своей музы исполнения обещанного.

* * *

– Едут! Едут! – завопила Глафира, и Никите захотелось треснуть ее чем-то тяжелым по голове.

В данный момент она походила на дочку кузнеца из гениального фильма «Формула любви», что навевало нехорошие ассоциации с приездом самого графа Калиостро. Собственно, эти ассоциации в его голову полезли гораздо раньше, чем прозвучал вопль горничной. Никита еще при первом знакомстве отметил, что вредный старик похож на графа, точнее, на актера, который безупречно сыграл эту роль в картине. Радовало, что Лоренцо Веронезе, так звали возможного партнера, прекрасно говорил по-русски, хотя бы напрягаться по поводу переводчиков и языкового барьера не было необходимости.

А вот чему радовалась несравненная Виктория, которую заказал в агентстве Шахновский, оставалось для Никиты загадкой. С лучистой улыбкой она, как пава, продефилировала к дверям и замерла у порога в гостеприимной позе, расправив плечищи и выпятив грудь. Позади нее топталась Глашка, то одергивая передник, то поправляя прическу – истеричка.

– Мама-миа! – зажмурился Никита, хотел перекреститься, но не успел – Виктория-Лиля не стала ждать и широким жестом распахнула дверь сама.

– Бонжорно, синьоро! Беса ми мучо. Грацио. Белиссимо, – выдала она с порога и склонилась в русском поклоне, разгребая воздух перед собой ручищей-веслом и чуть не сбив гостя с ног мощной волной «расейского» дружелюбия.

– Велком! – присоединилась к ее приветствиям Глафира, выпрыгивая из-за могучей спины фальшивой супруги.

Но гость не обратил на нее внимания, с изумлением тараща и без того лупоглазые глаза на женушку Никиты, возвышавшуюся над ним, как скала. Кончик его носа при этом слегка шевелился, ноздри раздувались. Никита снова зажмурился. Стало ясно, почему старик морщит нос: ведь, по уверению Шахновского, он терпеть не может парфюм, а от Вики-Лили за версту разило каким-то жутким клопомором. Ситуация усугублялась с каждой минутой, но сдаваться отчего-то не хотелось.

– Синьор Веронезе! Дорогой Лоренце! – Верховцев подлетел к «супруге» и, демонстрируя свою любовь, нежно обнял ее за талию, вернее, за то место, где она, по идее, должна была располагаться. – Мои девочки не знают, что вы свободно говорите по-русски. Вы уж извините их, волнуются и лепят неизвестно что… В смысле, познакомьтесь – это моя жена Ви… Лилечка. А это горничная наша, она три курса иняза закончила, но все равно дура беспробудная, – брякнул Никита и торжественно провозгласил: – Добро пожаловать в мой дом!

Лоренце снял шляпу, отвесил поклон и протиснулся в прихожую, продолжая водить носом, как голодный еж.

– Иланг-иланг, – загадочно сказал Веронезе.

Никита замер: что-то он никогда не слышал подобного приветствия, но, дабы не ударить лицом в грязь, решил гостя поддержать.

– Иланг-иланг, – радушно улыбнулся Верховцев и протянул старику ладонь. Лоренце рассеянно пожал Никите руку, продолжая принюхиваться и разглядывать его «супругу». «Ужас!» – подумал Никита Андреевич, с трудом удерживаясь на ногах.

– Бергамот, кориандр, нероли, роза, жасмин, ирис, ваниль, бобы Тонга! Неужели это – «Любимый букет императрицы»? – восхищенно воскликнул Лоренце.

– Угадали! – радостно хихикнула супруга и хлопнула итальянца по плечу своей лапищей.

Синьор Веронезе покачнулся, как стебелек на ветру, но на ногах устоял. Никита, напротив, от шока чуть не рухнул, в полуобморочном состоянии отплыл от жены, облокотился о стену и вдруг оцепенел, настороженно прислушиваясь: ему показалось, что дверь черного хода открылась и наверх проследовали легкие шаги. Сердце отчего-то глухо стукнуло о ребра, в голове мелькнула сумасшедшая мысль, что труп Саши Зимина вылез из пруда и вернулся в его кровать. Верховцев со всей силой треснулся затылком об стену, чтобы выбить из головы этот бред. Ничего не вышло: кошмар лез в голову помимо воли, и Верховцев даже стал прикидывать, какие шаги ему предпринять, чтобы уладить проблему.

– Поразительно! – вторгся в его шизофренические мысли Веронезе. – Где вы раздобыли этот раритет, милая Вилечка? Эту эксклюзивную роскошь? Я обожаю духи, но безумно скучаю по ароматам прошлого. К сожалению, в наше время таких восхитительных парфюмов уже не сыщешь.

– Я не Вилечка, а Лилечка, – смущенно поправила итальянца женщина. – Да, не сыщешь. Духи и душа неразделимы. Раньше парфюмеры с любовью работали, частичку себя делу отдавали, а сейчас высокие технологии все заменили. А духи мне эти от прабабки достались. Ох уж она дурная у меня была! Как вспомню рассказы матушки о ней, так каждый раз удивляюсь.

– Любопытно узнать о вашей прабабушке всякие разные подробности. Вы посвятите меня в ваши семейные тайны, Вилечка? – спросил Лоренце, снова окрестив Вику-Лилю гибридом из обоих имен.

– Конечно! За столом. Только я Лилечка, – вновь сделала ему замечание «супруга».

– О, простите великодушно! – заломил руки Лоренце. – Уж больно симпатичная оговорка у вашего мужа вышла.

– Оговорки никакой нет, Вилечка – это мое домашнее прозвище, – нашлась супруга. Никита даже зауважал ее на минутку за ум и сообразительность. – Но вы можете меня так называть, если по нраву пришлось, – разрешила супруга. – А вас как, синьор Веронезе, близкие величают?

– Мама называла меня Лориком Великим, – смущенно промолвил Лоренце.

Никита не удержался и крякнул. Супруга расплылась в улыбке.

– Как мило! – восхитилась она. – Позвольте, я тоже буду вас так называть?

– Не в силах вам это запретить, Вилечка, – игриво заметил Лоренце. – Должен заметить, вам очень к лицу это платье. У моей мамы было похожее, в горшках.

– В горошках, – заливисто расхохоталась Вилечка, – а горшки, это куда писают и цветы сажают, – добавила она и ляпнула: – Обожаю желтое!

Никита тяжко вздохнул: рухнула его надежда на то, что случится чудо и ненавидящий все желтое Лоренце не обратит внимания на колер платья супруги.

– Моя мамочка тоже любила этот цвет! А я любил маму. Теперь желтый цвет в интерьере моего дома и офиса доминирует во всем, мне так уютнее, и скорбь моя становится меньше. Я по сей день так по маме скучаю! – бесхитростно заявил Лоренце.

Верховцев скривил физиономию в сочувственной гримасе, но призадумался: как же так вышло, что Шахновский выдал ему неверную информацию аж два раза подряд? Странно. В профессионализме Ильи сомневаться ему ни разу не приходилось. Пусть ошибки друга оказались Никите на руку, но… все могло обернуться иначе! Даму странную в агентстве заказал – в желтом платье. Труп Зимина они вместе зарывали – а потом он оказался в его постели… В голову Никиты полезли нехорошие мысли, и на душе стало совсем скверно.