питала не только его могучее тело, но и подпитывала внутреннюю ки. Поэтому каждый вечер после ужина золотисто-карие, как гречишный мед, глаза Мадоки выражали крайнюю степень печали.

Правила школы Дзисин не запрещали ученикам покидать территорию и ходить в город, но ни он, ни Куматани Кента учениками еще не стали, и потому на них накладывался дополнительный ряд ограничений. В их ученическом павильоне было четыре спальных места и, соответственно, четыре человека, и трое из них явственно слышали гудение из живота Джуна. На гору опустились сиреневые сумерки, во дворике зажгли бумажные фонари, и можно было пораньше лечь спать, но Мадока не контролировал свое тело настолько хорошо, чтобы другие не морщились и не накрывали головы одеялами.

– Ты что, дух столетнего котелка? – мрачно поинтересовался со своего футона Хизаши. Кто же знал, что его смертное тело окажется настолько слабым, что от такого шума сразу разболится голова? – Куда в тебя столько помещается? Ты только что, не жуя, заглотил двойную порцию.

Мадока смущенно погладил живот.

– Простите, я не специально.

Хрупкий юноша, выглядящий едва ли не ребенком, Сасаки Арата, замахал руками.

– Все нормально! Просто…

– Просто если ты не наешься, мы не заснем, – закончил за него Хизаши и потянулся. – Кухню уже закрыли, а ворота еще нет.

– Правилами запрещено покидать территорию после заката, – напомнил Кента. – Мы тут еще никто, стоит поостеречься.

Хизаши охватила яростная дрожь, по счастью, скрытая накинутым одеялом.

– Можешь пойти и донести на нас, – сказал он и решительно поднялся. – А мы в идзакаю.

Мадока молчал, Арата большими блестящими глазами смотрел то на Кенту, то на Хизаши, как всегда не рискуя высказывать собственное мнение. Его успехи как на воинском поприще, так и на магическом не заслуживали даже упоминания, так что для Хизаши он все еще оставался пустым местом, но Куматани Кента почему-то решил опекать мальчишку. Видимо, строить из себя героя в целом относится к одной из отрицательных сторон человеческой натуры.

Отвратительно.

– Если Мацумото-кун угощает, – с надеждой протянул Мадока, и Арата немного расслабился. Похоже, перевес был на их стороне, куда он тут же и встал.

Кента смотрел с неодобрением, но и не отговаривал. Поскольку он один уже начал снимать верхнюю одежду, ему пришлось попросить:

– Дайте минуту.

В итоге школу покинули вчетвером. Сасаки Арата нервничал и оглядывался, будто толпа учителей уже готовилась отправиться за ними в погоню, плечи Мадоки были уныло опущены под грузом стыда и вины, а вот Кента шагал на удивление легко. На них не было одежды цветов младших учеников Дзисин, но в городе у подножия всем было известно, как выглядят будущие оммёдзи, даже если вместо темно-красного хаори и роскошных хакама из дорогой ткани они были вынуждены облачаться в одежду более простых тканей, грубо окрашенных в синий цвет. Хотя все знали, что Мадока давно мысленно представлял себе герб из двух сражающихся тигров на своей спине и неловко пытался изобразить его на бумаге. Увы, изящные искусства в его исполнении теряли большую часть своего изящества.

Охраны как таковой им не встретилось, на второй площадке горы Тэнсэй, где располагались жилые помещения, почти все уже легли спать, только дежурные следили за тем, чтобы не гасли фонари, и отсчитывали время. Недавно пробили девять раз – час Мыши[30] был в самом разгаре. Чтобы добраться до ворот, нужно было пройти по каменной лестнице, которая начиналась у основания горы и заканчивалась возле храма на ее вершине. Три площадки составляли основу школы – первая, где проводились церемонии и хранились артефакты, вторая, где жили ученики и опытные оммёдзи, и третья, самая большая, там проводилось обучение, принимались посетители и располагались хозяйственные постройки. Разумеется, выбираться посреди ночи предстояло через калитку для служащих с боковой части, иначе в побеге не было бы смысла.

Начался долгий спуск по каменным ступеням, и Хизаши встал рядом с Куматани, приноравливаясь к его скорости.

– Куматани-кун мог бы остаться в павильоне, – тихо обратился он к юноше. – Никто бы тебя не осудил.

– Дело не в осуждении.

– Тогда в чем?

Кента бросил на него подозрительный взгляд и вскинул подбородок выше.

– Ты не поймешь.

Хизаши заложил руки за спину и тихо хмыкнул.

– Я кажусь глупым?

– Я не хотел тебя обидеть, – поспешил оправдаться Кента, и к его смуглому лицу прилила кровь. – Просто забудь об этом.

Но Хизаши запомнил. Когда долгий спуск закончился, он больше не затронул эту тему, но отложил в памяти до лучших времен.

Дальше покинуть территорию школы было делом техники. Хизаши это поражало – до чего сложно, почти невозможно, особенно для него, было попасть в Дзисин, а вот после даже самые трусливые и слабые из учеников сновали туда-сюда, не встречая преград. Хизаши тоже больше не ощущал мощнейшего барьера, который защищал гору Тэнсэй от ёкаев, демонов и прочих нелюдей, ему удалось обмануть барьер, и это отдавалось в груди сладостным чувством торжества. Начало было положено.

И никто из его спутников не догадывался о мыслях, что бродили в его голове.

Идзакая, выбранная Хизаши, находилась недалеко от дороги, почти на входе в город. Это было неплохое заведение, сюда частенько наведывались ученики и сэнсэи из Дзисин, но не в такой поздний час, к тому же Хизаши планировал приплатить владельцу и занять нишу, огороженную от остального зала ширмой. Деньги не были препятствием, и когда мешочек перекочевал в руки хозяина, перед посетителями оказался низкий столик, окруженный подушечками для сидения. Тонкие расписные ширмы скрывали их от других завсегдатаев, превращая в безликие тени. Симпатичная служанка почтительно опустилась перед Хизаши на татами и, склонив голову, спросила, чего господа желают.

Лицо Сасаки залил румянец, и юноша поспешно отвернулся от хорошенькой девушки.

– Несите все, что есть, – сказал Мадока, – мой друг угощает.

Хизаши не испытывал нужды в деньгах, для него они не так много значили, но Мадока определенно нарывался на неприятности.

– Не переживай, – по-своему понял его взгляд Кента. – У меня есть немного денег с собой.

– Деньги? У тебя? Ими ты не сможешь заплатить даже за улыбку этой красавицы.

– Платить за улыбку? Зачем?

Хизаши закатил глаза, а Мадока обнял Куматани за плечи, притянул к себе и пояснил:

– Наш изысканный брат по учению имел в виду, что ты беден, как даосская крыса.

Глаза Куматани удивленно распахнулись, и Хизаши в который раз рассмеялся над тем, как порой медленно до него доходят вещи, требующие гибкости ума. Он не был туповатым, как Мадока, скорее, прямым, как побег бамбука. Это забавляло.

– Давайте выпьем за то, чтобы наш путь на