Как раньше, я уже не буду. И ты никому ничего не расскажешь, потому что ты не трепло. Да?

Р.»

Кто это – Р? Рома?

Ой. Дошло. Р. И пишет без ошибок, чего только не узнаешь про Диксона.

Неужели вот так просто оказалось помочь человеку? Просто посмотреть на него и сказать пару слов?

Никогда не думала, что могу кому-то помочь. А вот – получилось. Конечно, трудно предполагать, что Диксон станет Ричардом в один миг, но он старается. Это видно. Может, через пару лет мы его не узнаем.

Потому что не надо было цепляться так за Тарасова! Нельзя быть таким плющом, надо себя ощущать отдельным!

…А ведь я тоже. Уцепилась за Пашку и жила так. Что Пашка подумает, что он скажет… говорила с ним, выдуманным… Неудивительно, что я ему надоела. Может, и хорошо, что так вышло. Что я теперь отдельный человек, а не просто его сестра.

* * *

Я прихожу домой, вешаю куртку и иду в свою комнату. Спотыкаюсь у кровати о какую-то коробку. Что это? Ролики! Мама купила мне новые ролики! Вот это да!

Я бегу на кухню, но там нет никакой мамы, там Пашка. Ест суп и прихлёбывает, как поросёнок. Взрослый же человек!

– Ну, как? – говорит он. – Понравилось?

– Это мама купила? – спрашиваю я. Конечно, мама; папа же на работе!

– Это я купил, – говорит вдруг Пашка. – С Новым годом, Ирка!

– Ты чего, сбрендил? Какой Новый год!

– По старому календарю, – невозмутимо объясняет он. – Раньше первого марта отмечали. И я же тебе ничего не подарил в этом году.

Как будто в прошлом дарил. Я ничего не понимаю! Пашка купил мне ролики! Как это?

– Паш… Ведь старые есть, зачем?..

– Старые тебе ещё летом малы были.

– А твои же есть?

– Ну, мои… Сколько можно за мной донашивать! Я их другу отдал, у него брат. А тебе новые.

– А тебе?

– И себе купил. Нам вместе.

И он выставил ноги – оказалось, он в роликах сидит! Прямо на кухне!

– Ну что, поехали? Кататься?

– Прямо сейчас? – я как-то не верю. Может, я сплю?

* * *

Я быстро заглатываю суп и забегаю в свою комнату переодеться. А там на столе лежит картинка. Не ксерокс, копия от руки. Очень похожая, кстати. Тышлер.

– Пашка! Неужели сам?

– Ну, а кто. Не очень удачно, но пока лучший вариант.

– А откуда ты?..

– Ну, заметил. Что ты интересуешься. Ладно, давай скорее выходить, чего ты застряла!

И мы с Пашкой выходим. Прямо на роликах. Ноги отвыкли, и так высоко! Будто я совсем уже выросла. А Пашка вообще стал километровый. Мы, громыхая, заходим в лифт. А потом он помогает мне спуститься.

Главное – доковылять до набережной, ещё остался лёд, и асфальт так себе, и реагент этот ужасный! Жалко новые ролики. Надо было всё же в кроссовках до набережной идти.

Наконец мы переезжаем переход и оказывается на велосипедной дорожке. Она чистая-чистая! И солнце! Правда, ветер сильный, гоняет облака. Но это даже и к лучшему!

Левой, правой… Сезон открыт! И я радуюсь. Кажется, впервые за все эти дни так радуюсь! «С Новым годом», «с Новым годом» – поёт у меня внутри. Что, правда Новый год?

Пашка умотал далеко вперёд; потом красиво развернулся – вот он умеет всё же! – и вернулся ко мне. Навстречу идёт бабушка с собачкой, улыбается нам. Наверное, она думает, что я Пашкина девушка, вдруг понимаю я. И мне это страшно нравится.

Нравится ехать с ним, хотя мы просто молчим. И едем рядом.

…А потом он говорит:

– Что, Сашка не понравилась тебе?

– Какая Сашка?

– Фотография у меня в столе.

– Почему не понравилась?

– Перевернула.

– Я нечаянно, – оправдываюсь зачем-то я. – Я же паспорт искала! Не рассмотрела даже.

Ну вот, он решил, я специально.

– Это девушка твоя? – решаюсь спросить я.

Пашка хмыкает.

– Нет. Не больно-то я ей нужен.

Пашка? Не нужен?!. Я чуть не упала!

– Ты же одна думаешь, что я такой неотразимый! Как ты не понимаешь: я обычный человек, даже похуже других. Пойми, мне от твоего восхищения только хуже!

– Нет никакого восхищения, – оправдываюсь я, – много ты о себе думаешь. И не ходила я за тобой, не следила! Случайно на тебя наткнулась, и всё!

– Да ну. Я тебя миллион раз там видел, у Сашкиного дома.

– У какого дома?

– Вон там, – Пашка показывает через реку на ту сторону.

– Пашка! Ты совсем дурак; я просто люблю там гулять, и всё! Я же не знала, что ты к своей девушке ходишь!

– Да не хожу я… так. Круги накручивал вокруг. И потом, она мне сейчас помогала. С рецептами. Она сама готовит – они с отцом вдвоём живут. А теперь всё, мне готовить не нужно, и ей неинтересно.

…Только теперь мне становится ясно. Глупая какая эта Сашка! Что, она не видит, кто под её окнами болтается?!. Бедный Пашка; и тут ещё я оказалась – понятно, почему он на меня наорал!

– А рисунки твои видел. Хорошие, – говорит вдруг он.

– Спасибо, – говорю я.

И мы разворачиваемся у моста – ноги с непривычки устали, да и холодно. Поедем домой.

…У самого подъезда Пашка вдруг говорит мне:

– А ты правда сказала там, в полиции, что никуда без меня не уйдёшь?

Я киваю. Значит, ему передали. Вот откуда Новый год. Теперь всё ясно.

Стуча роликами, мы поднимаемся к лифту. Может, надо ещё что-то сказать, но лучше не говорить. Не портить.

* * *

Я показываю Пашке Тонину птицу. Страшную, с опущенным крылом и злым взглядом.

– Ого, – говорит он, – какая у тебя одноклассница.

Да. А я смотрю и думаю, как что-то большое и тёмное пронеслось мимо меня. Будто легла тень от этого крыла, на мгновенье; а теперь всё закончилось. Задело самым краешком. Но всё равно страшно, потому что птица эта где-то летает.

– А что ты пишешь? – спрашиваю я.

– Да так. Ерунду всякую; не выходит. Будто внутри есть, а словами не получается.

Ладно, не хочет говорить.

– Если когда-нибудь закончу и не сожгу – покажу. А ты, Ирка, красками не хочешь рисовать?

– А что – тушью плохо разве?

– Нет; как раз очень хорошо. Я просто думаю, что ты красок боишься. Как и тушью боялась начать. А ведь сейчас весна начнётся; столько цвета будет. Давай, а?

– Ну, может, – говорю я.