На все ушло две недели. Это было большое подспорье. Ведь каждый дополнительный самолет позволял трем-четырем летчикам хотя бы по одному разу слетать на боевое задание. Я замечал: чем меньше оставалось у нас самолетов, тем нетерпимей относились гвардейцы к упущениям своих товарищей».

Тем временем положение окруженной 2-й ударной армии стало критическим: надежд на соединение с войсками Федюнинского уже не было никаких (54-я армия также подвергалась непрерывным неприятельским атакам и несла тяжелейшие потери), а в начале апреля ко всем прочим несчастьям добавилась еще и оттепель. Наезженные колеи размыло, единственная грунтовая дорога, проходившая через «бутылочное горло», пришла в полную негодность, а начавшиеся вскоре дожди довершили дело — многочисленные в тех краях речки и небольшие озера вышли из берегов, затопив всю местность и вынудив бойцов покинуть окопы и землянки. Работа автомобильного и даже гужевого транспорта оказалась практически парализована, и уже через неделю у окруженцев полностью закончились артиллерийские боеприпасы — в наличии оставались только мины к ротным минометам, которые солдаты носили с Большой земли на собственных плечах. В этих условиях Военный совет фронта принял решение о строительстве узкоколейной железной дороги от Новой Керссти до Мясного Бора, чтобы хоть как-то решить проблему подвоза продовольствия и боеприпасов и вывоза раненых. И хотя дорога усилиями военных строителей и местного населения была закончена в рекордно короткие сроки, это делу никак не помогло. В условиях полного господства в воздухе, немецкие авиаторы легко разбивали бомбами полотно, а за составами охотились не только пикирующие бомбардировщики Ю-87, но и истребители из JG 54, и даже пилоты Ю-88, расстреливавшие из пушек локомотивы с пологого пикирования.

Если проблемы, связанные с нехваткой оружия и боеприпасов, окруженцы на первых порах неплохо решали с помощью сбора «оттаявшего» по весне своего и вражеского военного имущества (одних только снарядов и мин советского производства было найдено порядка 15 000), то с продовольствием дела обстояли иначе. После того как были съедены все кони, принадлежавшие оказавшимся в «котле» кавалерийским подразделениям, в армии начался страшный голод. Ввиду отсутствия полноценного рациона солдаты вынуждены были перейти на «подножный корм».

16 апреля 1942 года генерал Клыков был отстранен от командования 2-й ударной армией (по официальной версии — «по причине болезни») и вывезен самолетом в тыл. На его место назначили заместителя командующего фронтом генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова — на тот момент одного из самых известных и перспективных советских полководцев, — который и прибыл в расположение вверенных ему войск 20-го числа того же месяца. Но шансов стать спасителем армии у Власова было немного, поскольку к середине апреля число боеспособных солдат в дивизиях было немногим больше 30%, боеприпасы к артиллерии почти отсутствовали, суточные выдачи сухарей личному составу не достигали и половины нормы, а иных продуктов питания не было и не предвиделось. К этому списку следует добавить нехватку медикаментов в полевых лазаретах и совершенно антисанитарные условия на позициях — от вшей тогда уже страдало 60—70% от общего числа окруженцев. И главное — никто до сих пор не давал приказа на выход из окружения, ходя в данной ситуации только немедленный прорыв мог спасти армию. Сам же Власов не мог предпринять такой шаг по собственной инициативе.

Обстановка в небе над Любанью тем временем оставалась неизменной — захватив прочное господство в воздухе, немцы и не думали ослаблять давление на противника. Пикирующие бомбардировщики из StG 1 и StG 2 продолжали практически беспрепятственно терроризировать скученные на сравнительно небольшом пространстве войска в самом «котле» и уничтожать советские коммуникации у основания «бутылочного горла», уделяя при этом повышенное внимание железнодорожным станциям.

Советская истребительная авиация практически не проявляла активности, и редко выпадали дни, когда для прикрытия войск выделялось более десятка самолетов. В то же самое время летчики, участвовавшие в снабжении окруженцев, продолжали отважно летать в «котел» на своих бипланах без всякого прикрытия, отчего и несли довольно большие потери — с увеличением продолжительности светового дня возможности немецких истребителей в деле перехвата самолетов снабжения возросли. И при всем этом некоторые советские командиры продолжали слать в вышестоящие инстанции бодрые доклады и оценивать собственные успехи более чем оптимистично. Например, Василий Голубев, давая оценку боевой работе 4-го ГвИАП КБФ за период с 12 марта по 13 апреля (как раз в это время полк часто выполнял задания на участке 54-й армии), пишет следующее: «С 12 марта до 13 апреля 1942 года полк в воздушных боях сбил пятьдесят четыре фашистских самолета, потеряв при этом только два. Авиация флота могла похвастаться таким результатом. Полк показал хорошую выучку, умение применять гибкую тактику на самолетах устаревших конструкций.

Характерно, что из пятидесяти четырех сбитых фашистов — двадцать семь были истребители: двадцать пять Ме-109 и два Хе-113».

Оно бы и ладно, да только за указанный период вся эскадра JG 54 (а «мессершмиттов» из других эскадр на Ленинградском и Волховском фронтах просто не было) потеряла в воздушных боях лишь семь машин, а еще 8 получили повреждения, так что откуда на счету одного только истребительного полка образовалось 27 «стодевятых» — совершенно непостижимо. Немцы, понятно, тоже не сильно скромничали в оценке собственных результатов, но до столь буйных фантазий дело у них как-то не доходило.

Гораздо более реалистичную картину рисует в своих воспоминаниях ветеран боев в Испании и Финляндии Емельян Филаретович Кондрат, воевавший в ту пору в звании полковника на Волховском фронте: «Что особенно угнетает летчиков, — господство немецкой авиации. Она непрестанно висит над частями 2-й ударной, преследует их, буквально терзает. А мы бессильны. У нас нечем помочь.

Бывает, что на весь Волховский фронт остается каких-то два десятка самолетов, по четыре — шесть машин на полк. Все основные авиационные силы страны брошены на прикрытие Москвы, на обеспечение боевых действий на центральном направлении. Новая техника поступает очень редко: еще не набрали свою мощь заводы, вывезенные в глубь страны…»

Что же касается сидевших в окружении войск, то время теперь работало против 2-й ударной, боеспособность которой падала день ото дня. Несмотря на это, в начале мая командование фронта все еще не думало о свертывании давно провалившейся операции и продолжало ставить армии наступательные задачи. Так, согласно плану Военного совета Ленинградского фронта от 2 мая, 2-я ударная армия должна была «временно перейти к обороне», передав две дивизии в состав 59-й армии с целью организации удара по немцам в районе Спасской Полисти, затем пополниться за счет полностью укомплектованного 6-го гвардейского корпуса и в конце месяца снова начать наступление одновременно с 54-й армией. Однако после провала попытки 59-й армии разбить неприятеля у Спасской Полисти, советское военное руководство осознало нереальность подобного плана и 14 мая дало добро на отвод войск на более выгодный оборонительный рубеж с одновременным нанесением удара навстречу войскам 59-й.