Тем временем немецкое командование уже разработало план операции по окружению и уничтожению 2-й ударной армии, и уже 1 марта началась переброска дополнительных сил к основанию советского прорыва — на участок Дубровка—Мясной Бор отправилась снятая из-под Уриц-ка 58-я пехотная дивизия, а в район Спасской Полисти — полицейская дивизия СС, ранее сражавшаяся на пулковском направлении. В «Военном дневнике» генерала Гальдера есть следующая запись от 2 марта, касающаяся этих событий: «Совещание у фюрера в присутствии командующего группой армий “Север”, командующих армиями и командиров корпусов этой группы армий.

Решение: переход в наступление на Волхове — 7 марта (до 12.3). Авиацию сосредоточить в период 7—14.3.

Фюрер требует за несколько дней до начала наступления провести авиационную подготовку (бомбардировка складов и войск в лесах бомбами сверхтяжелого калибра). Завершив прорыв на Волхове, не следует тратить силы на то, чтобы уничтожить противника. Если мы сбросим его в болота, это обречет его на голодную смерть».

Правда, начать наступление в запланированный срок у немцев не получилось, виной чему была скверная погода, препятствовавшая действиям летчиков люфтваффе. А Гитлер совершенно справедливо полагал, что не стоит проводить операцию без того, чтобы задействовать весь потенциал имевшейся на том направлении авиагруппировки. Запись от 11 марта в дневнике Гальдера гласит: «Переговоры с Кюхлером, который обеспокоен отсрочкой наступления на волховском участке из-за погоды. Фюрер требует, однако, не начинать наступления, пока не улучшится погода, чтобы в полной мере использовать поддержку нашей авиации».

Наконец, 15 марта германские войска начали контрнаступление, получившее название Операция «Раубтир». Днем ранее, в полном соответствии с планом, бомбардировщики 1-го Воздушного флота нанесли серию мощных ударов по советским войскам и объектам в ближнем тылу, причем основная нагрузка легла на летчиков-пикировщиков из StG 1. Что же касается советских истребителей, то они действовали над районом боевых действий небольшими группами, и к тому же не могли обеспечить постоянного патрулирования своих зон ответственности. Знаменитый ас 4-го ГвИАП КБФ Василий Голубев так вспоминает события 14 марта: «Во второй половине дня 14 марта враг усилил напор с воздуха, нанося удары по нашим войскам, и в частности по артиллерии. Это были налеты больших rpyim пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Командующий 54-й армией потребовал от авиации фронта и Балтийского флота, чтобы в воздухе в период светлого времени постоянно находились две группы патрульных истребителей. Наш полк в тот день летал на прикрытие шестерками, на большее не хватало сил».

В результате летчики люфтваффе успешно выполнили поставленную перед ними задачу и обеспечили наземным войскам условия для эффективного наступления, понеся при этом минимальные потери.

Вечером 18 марта германские войска, наносившие встречные удары с юга и севера под основание прорыва 2-й ударной армии, перекрыли «бутылочное горло» в четырех километрах к западу от Мясного Бора и создали боевую группу «Вюнненберг» для противодействия попыткам деблокады с советской стороны. Теперь единственная линия коммуникации армии Клыкова была нарушена и снабжение окруженцев могло осуществляться только посредством самолетов Р-5, У-2 и P-Z из подразделений легких ночных бомбардировщиков и авиации ближней разведки. Генерал Мерецков, отчетливо понимавший опасность создавшегося положения, немедленно принял меры по ликвидации неприятельских войск в районе Мясного Бора, бросив в бой все наличные резервы, но как только советские войска добивались хотя бы некоторого успеха, немцы совершали контрвыпад и вновь перекрывали горловину «Любанской бутылки». По воспоминаниям генерала И.Т. Коровникова, «коридор как бы пульсировал, то сужаясь, то расширяясь. Но в поперечнике он был уже не 11—14 километров, а всего два с половиной — два, сокращаясь порою до нескольких сот метров. Прицельный огонь все чаще сменялся выстрелами в упор. Нередко завязывались рукопашные схватки». В таких условиях, да еще при полном отсутствии дорог, снабжение бойцов 2-й ударной по насквозь простреливаемому коридору осуществлялось в основном небольшими группами пехотинцев и гужевым транспортом в темное время суток. Точно так же из «котла» вывозили раненых и тяжело больных.

Легкие самолеты — бипланы в основном использовались для перевозки офицеров и передачи донесений, но посадочных площадок в «котле» было немного, к тому же их расположение было хорошо известно немецкой стороне. Так что помимо атак «мессершмиттов», советским летчикам угрожала опасность быть накрытыми артиллерийским огнем в случае, если противник своевременно обнаруживал заходящую на посадку машину.

Вообще, что касается работы артиллерии, то в практически одинаковых условиях противоборствующие стороны имели совершенно разный результат.

В условиях практически полного отсутствия советской разведывательной авиации даже летчикам истребительной пришлось решать задачи, совсем уж им несвойственные. Вот что пишет Василий Голубев о боевых вылетах, сделанных летчиками 4-го ГвИАП КБФ на участке 54-й армии Волховского фронта 16 марта 1942 года: «Первым на разведку войск противника в “дамском сердце” вылетел я со своим ведомым, вторая пара — Владимир Петров с Ефимом Дмитриевым. Полчаса, меняя курсы, летаем над лесным массивом, постепенно снижаясь. Вот уже высота сто пятьдесят, но в густом ельнике ничего не видно, лишь на снегу просматриваются занесенные метелью следы гусениц, повозок, лыж. Странно, если противник здесь, то почему не ведет огня? А может быть, в этом лесу никакого врага нет? Или он почему-либо не желает себя выдавать? Так никого и не обнаружив, вернулись с задания, и я доложил, что противника даже с малой высоты не нашел. Зенитного обстрела тоже не было. Тогда командир полка приказал быстро подготовить восемь самолетов с РС-82 и нанести удар по западной опушке леса:

— Неважно, увидят там летчики что-либо или нет. О результатах удара доложить по радио. Таков приказ генерала Федюнинского. Штурмовать лесной массив, пока противник не обнаружит себя. Это — главная задача дня…»

В ходе второго вылета неприятель был обнаружен, и весь остаток дня полк использовал для штурмовки наземных целей. При этом несколько самолетов получили серьезные повреждения от огня немецкой зенитной артиллерии, а Алексей Лазукин — один из самых опытных ветеранов полка — получил тяжелое ранение и вечером того же дня скончался. И таким образом гвардейские истребители использовались в то самое время, когда сухопутные войска испытывали острейшую необходимость в эффективном воздушном прикрытии!

Ситуация с материальной частью также вскоре стала отнюдь не идеальной — помимо того, что много боевых машин было потеряно в воздушных боях, день ото дня росли и потери от зенитного огня, поскольку немцы неуклонно наращивали количество зенитных установок как в прифронтовой зоне, так и непосредственно на передовой. И несмотря на титанические усилия ПАРМ и борьбу за снижение аварийности в частях (кстати, как правило приносившую весьма положительный результат), число готовых к боевым вылетам самолетов у советской стороны становилось все меньше и меньше. В соответствии с этим на задания все чаще летали лишь самые опытные ветераны (во избежание роста потерь), а молодое пополнение предавалось вынужденному бездействию, что создавало большой дисбаланс в уровне мастерства личного состава в рамках не только отдельно взятых полков, но даже и эскадрилий. Подобная ситуация сложилась к концу марта и в 4-м ГвИАП КБФ: «И все же нехватка самолетов ощущалась все острее. Но русский человек находчив! Во всяком случае в нашем полку это было доказано на деле. Узнав, что в районе Ладожского озера и у самой линии фронта валялось несколько подбитых “ишачков”, а на трясинном болоте все еще лежал самолет, на котором погиб наш летчик Бутов, комэски попросили разрешения у командира полка создать две аварийно-эвакуационные группы и поставить во главе их инженеров Бороздина и Металышкова. Им надлежало поднять брошенные самолеты и доставить в ПАРМ для восстановления.