И так ли начинают новую жизнь – мчась вперед на всей скорости? Рискуя всем? Страшно, так страшно. Стоит ли пробовать? Опять все сначала?

Погружаясь в сон, вспоминая нежный шепот Майка, до сих пор звучащий в ее ушах, Хэлли решила, что, наверное, стоит.

На следующий день сразу после школы Хэлли зашла на половину матери. Эдит была в своей студии. Делала наброски. Каждое произведение Эдит придумывала и рисовала сама. Ни одно из них не походило на другое, если только, разумеется, не было соответствующей просьбы клиента.

– Я художник, а не ремесленник, – любила она говорить.

Так как дверь в студию была приоткрыта, Хэлли вошла молча, без стука. Мать всегда закрывала дверь, когда не хотела, чтобы ее тревожили.

Эдит сидела на табурете за высоким, наклоненным под углом чертежным столом. В профиль, согнувшись над рисунком и с освещенной солнцем седой головой, она казалась необыкновенно хрупкой. И хотя она была еще не стара, сегодня Эдит выглядела на свои пятьдесят восемь лет.

Из-за нахлынувшей волны любви и нежности к глазам Хэлли подступили слезы. Она положила руки на плечи матери и поцеловала ее в склоненную голову.

– Я люблю тебя, мама. – Хэлли почувствовала, как напряглись плечи матери.

Эдит со сдавленным всхлипом отбросила остаток угольного карандаша и, повернувшись на табурете, попала в объятия дочери.

– Хэлли! – Она крепко обняла ее. – Прости меня. Пожалуйста, прости меня.

– Это ты прости меня. – Хэлли наклонилась, чтобы лицо Эдит оказалось против ее лица. – Ох, мама! Мне было больно. Я растерялась... и да, разозлилась. Ты же знаешь, какая я...

– Ты замечательная, – улыбнулась Эдит, глядя ей в глаза. – Я не заслуживаю такой дочери, правда не заслуживаю.

Хэлли усмехнулась сквозь слезы.

– Ох, мама... – Она опять обняла мать. – Я начинаю думать, что на самом деле мы стоим друг друга.

Они еще долго говорили. По-настоящему разговаривали, чего не случалось уже много лет. Эдит налила себе и Хэлли по стакану полусухого белого вина, и они вышли на улицу, под тень раскинувшегося баньяна, который создавал гигантский навес вдоль всего их дворика.

И как-то само собой получилось, что Хэлли заговорила о Коринне. И о Майке Паркере тоже.

Хэлли понадобилось несколько дней, чтобы набраться мужества и встретиться с отцом. Это были дни, которые она провела одна. Размышляя, мечтая, надеясь. В субботу, когда Хэлли наконец собралась с силами, она села в машину и поехала на виллу отца, расположенную на побережье океана.

Сначала она хотела позвонить перед приездом, но в конце концов выбрала более легкий путь. Легкий потому, что, не назначив встречу, была вольна передумать и не наносить этот визит, которого так боялась.

Сейчас ей надо решить, хочет ли она в третий раз объехать вокруг квартала, рискуя быть заподозренной в подготовке ограбления, или лучше подъехать к тротуару и зайти в дом.

Она предпочла последнее и вылезла из машины пока не успела изменить решение. Силой вытеснив все волнения из головы, Хэлли решительно зашагала по дорожке. Дом, к которому она направлялась, был выстроен в калифорнийско-испанском стиле – белые известковые стены контрастировали с красным кирпичом и крышей из красной черепицы. Стена высотой шесть футов со сводчатым главным входом окружала внутренний двор, затененный пальмами и украшенный в центре фонтаном.

Стоя перед железными воротами ниже главного входа, Хэлли подумала, что так близко к дому отца она никогда не была. Сердце бешено билось в груди, ладони стали мокрыми. Она чуть толкнула ворота – они оказались запертыми. Стараясь не принимать это как повод, чтобы повернуться и убежать, Хэлли огляделась и нашла звонок.

Она вытерла ладони о свободные габардиновые брюки и уже хотела нажать на кнопку, как вдруг увидела мальчика, вышедшего во двор из-за угла дома. Хэлли застыла на месте, ее глаза расширились. Это был – должен был быть – сын ее отца. Он был слишком похож на мальчика с детских фотографий Джеймса Маккензи, чтобы быть кем-либо еще.

Шон? Так, кажется, его зовут? Хэлли не могла вспомнить. Она слишком нервничала. Единственное, о чем она могла думать в тот момент, – это что перед ней был ее младший, хоть и наполовину, но брат.

Мальчик присел за фонтаном, увидел Хэлли и, хихикая, приложил палец к губам, когда Ева, молодая жена Джеймса Маккензи, внезапно появилась во дворике.

– Шон Маккензи, – сказала она раздраженно, – или ты сейчас же выйдешь, или будешь потом горько сожалеть.

Возможно, мальчик понимал, что это всего лишь пустые угрозы, потому что даже не шевельнулся. Он только быстро взглянул на Хэлли, дабы убедиться, что у него есть зрители.

Проследив за его взглядом, женщина повернулась к Хэлли, стоящей за воротами.

– Что вам угодно? – Голос женщины тут же стал надменным.

Хэлли рассвирепела.

– Я бы хотела увидеть доктора Маккензи, – сказала она как можно более холодно.

– Мне очень жаль, – презрительно ответила женщина. – Но мой муж не принимает пациентов дома. Вам придется назначить время...

– Я не пациент. – Хэлли почувствовала себя оскорбленной. – Я его дочь.

– Что ж...

Выражение лица Евы Маккензи, приведенной в замешательство, заставило Хэлли почувствовать удовлетворение. Но это чувство быстро испарилось, когда явная враждебность сузила глаза Евы.

– Шон, иди в дом, – приказала она. – Сейчас же, – добавила она твердо, и мальчик убежал. Но перед этим успел, однако, окинуть Хэлли долгим любопытным и вместе с тем испуганным взглядом.

Представляю, что ему обо мне рассказывали, подумала Хэлли с сожалением.

Ева подошла ближе, глаза ее сверкали.

– Вы... – Она с трудом вытолкнула из себя это слово, злость мешала ей говорить. – Как вы посмели показаться здесь после всего того, через что заставили нас пройти?

– Что? – Хэлли тряхнула головой. Конечно же, она просто ослышалась. – О чем вы говорите? Я вас даже не знаю.

– Конечно, не знаете. – Голос женщины дрогнул. – Хотя все эти годы вы имели наглость осуждать меня. – Она сделала еще шаг, высоко держа голову. – Чего вы хотите?

– Я хочу увидеть своего отца. – Принимая во внимание злость этой женщины, Хэлли решила, что бесполезно пытаться что-либо объяснять. – Пожалуйста, – вежливо добавила она.

– Он не хочет вас видеть.

– Я бы предпочла услышать это от него, – холодно сказала Хэлли.

– Отлично. – Зловеще усмехнувшись, Ева указала рукой: – Пожалуйста.

Взгляд Хэлли последовал в этом направлении, и ее глаза расширились от шока, когда отец вышел из тени за фонтаном. Каждое сказанное им слово било Хэлли, как хорошая пощечина:

– Уезжай домой, Хэллоран. Здесь тебе нечего делать.