— Ты кто?

— Ар-Шарлахи.

В колодце опять стало гулко. Похоже, ответ поразил обоих вновь прибывших. Прошло несколько секунд, прежде чем старший узник издал некое задумчивое рычание.

— Какой Ар-Шарлахи? Сирота? Тот самый, которого в Харву спровадили?..

— Да, — довольно резко бросил Ар-Шарлахи. Собеседник его явно не отличался вежливостью. Если он будет продолжать в том же духе… Однако нового вопроса не последовало. Надо полагать, обладатель грубого властного голоса полностью удовлетворил свое любопытство.

Что же до подростка, то он как-то неуверенно пошевелился, оглянувшись, видно, на старшего, и вновь занялся Ар-Шарлахи.

— А сюда за что?

— Мухам лишние лапки обрывал.

— Ты отвечай, когда спрашивают! — Хрипловатый мальчишеский голос внезапно стал злым, опасным.

Опершись на локоть, Ар-Шарлахи приподнялся на коврике, всмотрелся. Выбеленная луною часть вогнутой стены бросала слабый отсвет на его юного собеседника. Среднего роста мальчуган, лет семнадцати, наверное. Вроде склонен слегка к полноте, как горожанин… А вот одет по-кочевому: балахон, головная накидка, лицо прикрыто повязкой…

— А кто ты такой, чтобы спрашивать? Судья?

Подросток чуть отпрянул — и такое впечатление, что задохнулся от бешенства. Странно… Отчаянным, что ли, хочет прослыть? Это в яме-то!.. Тут ведь чуть что — сразу стражники прибегут, и товарищ твой низкоголосый тебе не поможет… Да потом еще судье доложат…

Подросток тем временем опомнился, сделал глубокий вдох, кажется, даже сосчитал до пяти. Потом снова подался к Ар-Шарлахи.

— Да ладно, чего ты!.. — доверительно зашептал он. — Ну прости, сгоряча сорвалось… В одной ведь яме сидим, а ты все владыку из себя строишь!.. На сколько тебя укатали-то?

— Вот ночь отсижу, — со вздохом ответил Ар-Шарлахи, — а завтра после заката солнца ноги моей здесь быть не должно…

— А-а… — понимающе протянул подросток. — Тоже, значит, по мелочи… Как и мы…

Откуда-то из темноты презрительно хмыкнул старший узник. Что он хотел этим сказать — неясно…

— Значит, просто отпустят — и все? — допытывался подросток.

— Да вроде так…

Подросток помолчал и вдруг, ни слова не прибавив, канул во тьму. Передвигался он по-прежнему пригнувшись. Два голоса забубнили, зашептались неразборчиво. Ар-Шарлахи удалось различить лишь отдельные слова:

— …ну не нарочно же… в одну яму…

— …подсадили…

— …спросонья… запросто могли…

— …переменить судьбу?..

Услышав про судьбу, Ар-Шарлахи удивился. В беседе двух бродяг, посаженных до рассвета в каменный колодец, такие слова звучали несколько неуместно. Впрочем, глаза у него уже снова слипались, так что к бормотанию их он особо и не прислушивался…

— Справедливо приговоренный Ар-Шарлахи!

Ар-Шарлахи рывком сел на коврике. Было еще темно. Рассвет только подкрадывался к маленькому оазису. Луна, успевшая перекатиться на другую половину неба, вымывала из мрака фигуры трех стражей на краю колодца, налитого теперь чернотой почти доверху.

— Именем государя судья освобождает тебя из ямы и дает тебе время от восхода до заката солнца, чтобы ты, справедливо приговоренный Ар-Шарлахи, покинул пределы этой тени. Если же ты, случайно или умышленно, задержишься в пределах тени после заката, знай, что судья именем государя приговорит тебя к казенной каторге до Зибры и обратно. — Глашатай сделал положенную паузу и приказал негромко: — Веревку!

Упала белая гладкая (хоть бы один узел навязали, вараны!) веревка. Поднявшийся на ноги Ар-Шарлахи наклонился, чтобы скатать коврик, но тут его жестко взяли с двух сторон за локти и ткнули лицом в песок, едва не сломав шею. К счастью, глаза он успел зажмурить, а ноздри спасла повязка. Мощная мужская рука влезла под головную накидку, рванула за волосы, и Ар-Шарлахи почувствовал, как на горле его захлестнулась удавка. Рванулся, но был прижат к песку, потом навалившаяся тяжесть ослабла, зато петля стянулась рывком.

— Ар-Шарлахи!.. — уже раздраженно повторил глашатай.

— Здесь!.. — отозвался хриплый голос, и Ар-Шарлахи увидел, как зашевелился, уходя вверх, смутный белый балахон — самозванец лез по веревке. Рванулся еще раз, но удавка перекрыла ток крови, в ушах зазвенело, сплелись и расплелись перед глазами черно-багровые кольца, а дальше сознание покинуло Ар-Шарлахи.

…В себя он пришел довольно быстро. Горло — пережато, над ухом — злобное быстрое дыхание. Память не утратила ни момента из того, что произошло. Бродяга с грубым властным голосом воспользовался его именем и был отпущен на свободу. Да что же это они, одного узника от другого отличить не могут?.. Ах да, стражники же сплошь голорылые, мы для них все на одно лицо… Тем более ночью… Ар-Шарлахи дернулся, и затяжка на горле стала жестче. Закричать? Бесполезно… Раскормленный, как горожанин, подросток был, конечно же, слабее, но позиция его была куда более выгодной.

«Идиоты!.. — в отчаянии подумал Ар-Шарлахи. — Идиоты!.. Все равно ведь все выплывет наружу… Ар-Маура знает меня в лицо…»

Подросток, лежащий у него на спине, судорожно заерзал, занимая положение несподручнее, и что-то в движении этом поразило Ар-Шарлахи… Да ослепи тебя злая луна! Какой подросток? Какой, занеси тебя самум, подросток? Как можно было этот слегка охрипший высокий голос принять за ломающийся мальчишеский?.. На спине Ар-Шарлахи лежала женщина, одетая по-мужски! Лежала — и то ослабляла, то затягивала удавку…

Ну уж этого он никак стерпеть не мог! Испустил короткий стон и обмяк, как бы снова лишившись чувств. Удавка мигом ослабла, и Ар-Шарлахи тут же скинул руки к горлу, успев запустить пальцы под тонкую жесткую веревку. Уперся лбом в песок, стал на колени, качнулся обманно влево, а потом резко повалился на правый бок, придавив плечом руку душительницы. Последовал приглушенный кошачий взвизг, а затем удар растопыренными пальцами в прикрытую повязкой щеку. Должно быть, метила в глаза, но в темноте промахнулась… Ар-Шарлахи схватил гадину за плечи и вмял спиной в песок. «Придушу!» — задыхаясь, подумал он, но тут маленькие сильные руки сорвали с него повязку, а в следующий миг Ар-Шарлахи был атакован самым неожиданным образом. Смутное пятно лица метнулось навстречу, и рот узника внезапно ожгло жадным поцелуем.

— Хочу!.. Хочу!.. — застонала она. — Какой ты… сильный!.. Яростным движением он сбросил с шеи удавку, но вот оторвать от себя незнакомку оказалось куда труднее.

— Пусть!.. — стонала она. — Пусть… уходит… Пусть!.. Да будет тому свидетелем разбойничья злая луна, но Ар-Шарлахи так и не понял, каким образом могло случиться, что их смертельная схватка перешла в схватку любовную. Он был настолько ошарашен этой внезапной сменой тактики, что вскоре ничего уже не соображал… Причем стоило опомниться хотя бы на миг, как страсть незнакомки вскипала с удвоенной силой, и Ар-Шарлахи вновь терял голову. Чувство времени он при этом, естественно, утратил. Когда же они наконец, тяжело дыша, поднялись с измятого песка и, отступив на шаг, уставились друг на друга — в каменный колодец уже лился серенький предутренний свет.