Гавриил Романович добился сокращения канцелярского делопроизводства в сенате, что значительно ускорило движение сенатских дел. Он утвердил правила внутреннего распорядка, так называемое «Учреждение департамента министра юстиции или генерал-прокурора», в котором четко был зафиксирован порядок прохождения дел.

Министр юстиции добился принятия указа «О судимых в уголовных палатах за преступление должностей чиновниках», согласно которому осужденные чиновники получили право в течение двух недель обжаловать приговоры судебных палат. В случае отклонения их жалобы «примечания» чиновников отсылались вместе с делом на ревизию в сенат. Это правило, по его мнению, необходимо было для того, чтобы чиновникам, «иногда сверх меры их вин утесненным от губернских начальников», предоставить способ для оправдания.

Державин предложил также принять указ о взяточничестве с тем, чтобы «различить зловредного лихоимца от принимателя из крайней нужды какой-либо безделки», а кроме того, не подвергать «единой строгой участи как тех, которые берут взятки, так и тех, которые, по необходимости иногда, чтобы избавиться от несносной волокиты и притеснения в производстве, дают подарки».

Генерал-прокурор пытался противодействовать приему на службу в высшие государственные органы лиц по «проискам, взяткам и рекомендациям». С этой целью он добился принятия указа о том, чтобы на высокие должности отбирались лучшие чиновники из губерний. Однако практически этот закон не исполнялся.

Гавриил Романович лично разработал проект закона о третейском совестном суде, над которым трудился очень долго и упорно. Он обобщил богатый опыт зарубежного третейского судопроизводства. Свой проект посылал «на отзыв» и для «примечания» известным юристам. Александру I проект этого закона понравился, но он так и не был тогда принят.

Исполняя должность министра юстиции и генерал-прокурора, Державин, по его словам, старался не допускать «утеснения сильной стороне людей бессильных».

Вот как отзывался о своем начальнике обер-прокурор сената князь А. Н. Голицын: «В минуту желчи гений блестел в его глазах; тогда с необыкновенной проницательностью он охватывал предмет; ум его был вообще положителен, но тяжел; память и изучение законов редкая; но он облекал их в формальности до педантизма, которым он всем надоедал. Олицетворенную честность и правдивость его мало оценивали, потому что о житейском такте он и не догадывался, хотя всю службу почти был близок ко Двору».

Многим же сановным лицам Державин с его честностью был попросту непонятен. Княгиня Дашкова, например, писала: «Здесь очень смеются над нападками, с которыми Державин выступил против министров и сенаторов своим лживым докладом». По ее мнению, доклады Державина «неприятно поразили всех московских сенаторов».

Гавриил Романович подбирал себе толковых, талантливых сотрудников. 19 июля 1803 года обер-прокурором 3-го департамента сената был назначен тридцатилетний Дмитрий Осипович Баранов, окончивший Московский благородный пансион, а потом служивший в Семеновском полку. Он активно занимался литературной деятельностью, писал стихи, элегии, сатиры, басни, эпиграммы, сотрудничал в ряде журналов. В 1830-е годы был хорошо знаком с Пушкиным. За время работы в сенате он совершил несколько успешных инспекционных поездок. Репутация его как честного человека и чиновника была очень высока.

Чиновником по особым поручениям при Державине служил 23-летний Константин Васильевич Злобин, отличавшийся «большой образованностью». Он поддерживал связи с кругом быстро восходившего по службе М. М. Сперанского, активно занимался литературой. Злобин восхищался поэзий Державина и после отставки в 1805 году продолжал поддерживать с ним связь, посылал на отзыв свои стихи. Обосновавшись в Поволжье, он занимается своим большим хозяйством, делает ряд щедрых пожертвований и даже открыл на свои средства пансион для 20 учеников.

В начале октября 1803 года Александр I неожиданно не принял с докладом Державина, приказав сказать, что ему недосуг. На следующий день император прислал министру юстиции письмо, в котором, «оказывая ему удовольствие свое за отправление его должности», просил освободить место министра юстиции и остаться только в сенате и Совете присутствующим.

Гавриил Романович написал Александру I письмо, в котором напомнил о своей 40-летней службе, отметив, что он «при бабке его и при родителе всегда был недоброхотами за правду и истинную к ним приверженность притесняем». В заключение он писал, что «ежели такой юстиц-министр, который следует законам и справедливости, не угоден, то чтоб отпустил его с честью… ибо он не признает себя виновным или прослужившимся».

Александр I принял Державина и на прямой вопрос генерал-прокурора, за что он его увольняет, ответил: «Ты очень ревностно служишь». «А как так, государь, — ответил Державин, — то я иначе служить не могу. Простите».

Восьмого октября 1803 года император подписал указ, которым Державин был уволен со службы с пожалованием ему 10 тысяч рублей ежегодного пансиона. Сорокалетняя служба Державина на военном и государственном поприще завершилась.

Его недруги ликовали. Появились пасквили и эпиграммы, вроде следующей: «Ну-ка, брат, певец Фелицы, на свободе от трудов и в отставке от юстицы наполняй бюро стихов. Для поэзьи ты способен, мастер в ней играть умом, но за то стал неугоден ты министерским пером…»

Завадовский писал в то время Воронцову: «Общее возрадование, что князь Лопухин переменил Державина! Не дай Бог, чтоб когда-нибудь в министерстве очутился подобный поэт».

«Отставной служивый»

Выйдя в отставку, Державин всецело занялся литературным трудом, изданием своих сочинений. Зимнее время он проводил в Петербурге, а на все лето отправлялся в Званку — свое имение на берегу Волхова, верстах в пятидесяти пяти от Новгорода.

Державин писал лирические стихотворения, драматические произведения: «Добрыня», «Пожарский, или Освобождение Москвы»; трагедии: «Ирод и Мариамна», «Евпраксия», «Темный»; комические оперы: «Дурочка умнее умных», «Рудокопы»; работал над сборником афоризмов «Мысли мои», философско-политическими статьями, переводил.

Новые произведения не оказывали уже на современников такого сильного воздействия, как его оды. Мерзляков, например, называл их «развалинами Державина».

В 1804 году Державин писал Капнисту: «Скажу вам о себе: я очень доволен, что сложил с себя иго должности, которое меня так угнетало, что я был три раза очень болен».

Казалось, что государственные дела, которыми он с таким рвением и такой горячностью занимался долгое время, его уже не интересуют. Но это было не совсем так. Державин называл себя «отставным служивым» и считал обязанным изредка напоминать о себе. В 1807 году он написал две записки императору Александру I, в которых прозорливо усмотрел опасность для России со стороны Наполеона и предлагал меры по «укрощению наглости французов», вступивших в Пруссию, и как «оборонить Россию от нападения Бонапарта». Об этом же он говорил с Александром I и на их личной встрече. Император выслушал его благосклонно, но вскоре заметно охладел и к самому поэту, и к его идеям.

Державин был все такой же неудержимый борец за справедливость, что и ранее. Встречавшийся