они осмотрят дом, в глаза им бросится ваша жена.

Он крепко сжал ладони. Его горе казалось несколько наигранным, но именно так нередко и выглядит неподдельное горе.

— Кое в чем я с вами согласен, — сказал я. — Слишком уж там много на нее улик. Она оставляет одежду, в которой ее видели и которую, возможно, смогут опознать. Оставляет на лестнице пистолет. Трудно вообразить подобную дурость.

— И на том спасибо, — устало сказал Кингсли.

— И все же мои слова ничего не значат, — продолжал я. — Мы сейчас мыслим логически, а люди, совершающие преступления по страсти или ненависти, просто совершают их и уходят. Насколько я понял, женщина она глупая и безрассудная. А в доме Лавери нет даже намека на преднамеренное убийство. Наоборот, все указывает на отсутствие замысла. Но и не будь там этих ее вещей, полиция все равно быстро установит ее связь с Лавери. Стоит им покопаться в его прошлом, в его друзьях и женщинах, как они обязательно выйдут на нее. А когда выйдут, то сразу узнают, что месяц назад она исчезла, и с ликованием потрут свои натруженные руки. И, само собой, выяснят, чей это пистолет, и если он…

Его рука цапнула пистолет с кресла.

— Не пойдет, — сказал я. — Они его получат. Возможно, Марло ужас до чего ловкий, и от души вас жалеет, но скрывать важнейшую улику… пистолет, которым совершено убийство… Нет уж! Однако расследование я буду вести, не упуская из виду, что если ваша жена и наиболее очевидная из подозреваемых, то очевидность эта может оказаться подстроенной.

Кингсли застонал и протянул мне пистолет на ладони. Я было его убрал, но тут же вынул снова:

— Одолжите-ка ваш носовой платок. Меня, вероятно, обыщут и свой я трогать не хочу.

Он дал мне накрахмаленный белый платок, я тщательно обтер им пистолет и бросил в карман.

— Мои отпечатки не имеют значения, — сказал я, возвращая ему платок. — Но ваших там быть не должно. И единственное, что мне остается, — это поехать с пистолетом назад и вызвать полицию. А дальше — будь что будет. Объяснений, как и для чего я оказался в доме, все равно не избежать. В худшем случае они вашу жену найдут и докажут ее вину. В лучшем, они ее найдут — кстати, куда быстрее, чем я, — и дадут мне попробовать доказать ее невиновность. Иными словами, доказать, что Лавери убит кем-то другим. Вас это устраивает?

Он медленно кивнул:

— Да… и награда в пятьсот долларов остается. За доказательство, что убийца не она.

— Не думаю, что сумею их заработать. Вы сами понимаете ситуацию. Кстати, мисс Фромсет хорошо знала Лавери? Я говорю не о работе.

Лицо его окаменело, а руки на коленях сжались в кулаки. Однако никакого ответа не последовало.

— Когда я брал у нее вчера утром адрес, она вела себя несколько странно.

Он шумно выдохнул.

— Такое впечатление, что у нее остался неприятный привкус, — добавил я. — Какой бывает после несчастной любви. Я не ошибся?

Кингсли втянул носом воздух, и ноздри его затрепетали. Но он почти сразу расслабился.

— Одно время они… они были довольно близки, — сказал он. — Девушка она самостоятельная, делает что хочет, а Лавери очень привлекал женщин.

— Придется с ней поговорить, — сказал я.

— Зачем? — резко спросил он, и на щеках у него проступили красные пятна.

— Надо. Моя работа в том и состоит, чтобы задавать разным людям разные вопросы.

— Что ж, поговорите, — сказал он нервно. — К тому же Адриана знала Олмора и его жену. Помните? Ту, которая покончила с собой. Лавери ее тоже знал. А это никак не связано с нашим делом?

— Не знаю пока. Вы влюблены в мисс Фромсет?

— Если бы мог, женился хоть завтра, — выдавил он. Я кивнул, поднялся на ноги и оглядел комнату. Она почти опустела. Только в дальнем конце две старые развалины все еще пускали носом пузыри. Другие успели покинуть мягкие кресла и уползли заниматься тем, чем они занимаются, когда не спят.

— Осталось обговорить лишь одно, — сказал я, глядя на Кингсли сверху вниз. — Полицейские чертовски не любят, когда им не сразу сообщают об убийстве. А я, как видите, не поспешил. Мне бы хотелось сделать вид, что я только что там появился. Дело выгорит, если я расскажу им о миссис Фолбрук.

— Фолбрук? — Он почти не понимал, о чем я. — Кто такая эта… А черт! Вспомнил.

— А теперь забудьте. Я почти уверен, что она им не звонила. Эта дама не из тех, кто по своей воле связывается с полицией.

— Понятно, — сказал он.

— Только держите ухо востро. Вам будут задавать разные вопросы еще до того, как сообщат о смерти Лавери и позволят мне переговорить с вами. Так что будьте начеку. Если попадетесь в капкан, я сяду в каталажку и уже не сумею ничего сделать.

— Но вы ведь могли позвонить мне из дома Лавери прежде, чем в полицию, — трезво заметил он.

— Знаю. Но если не позвоню, это мне зачтется. Телефонные звонки они проверяют в первую очередь. Если же я скажу, что звонил вам из другого места, то лучше уж сразу признаться, что мы виделись тут, в клубе.

— Я понял, — сказал он. — Постараюсь не подвести.

Мы пожали друг другу руки, и я ушел.

17

Спортивный клуб стоял на углу, за полквартала от здания «Трилоу», наискосок от него. Я пересек улицу и направился к входу. Каучуковые плиты перед ним уже вывернули, перекинув к парадному узкие мостки. Около них толпились возвращавшиеся с обеда сотрудники.

Приемная фирмы «Гиллерлейн» выглядела еще безлюдней, чем вчера. За коммутатором в углу сидела та же пушистая блондиночка. Она мне улыбнулась, а я, сложив руку пистолетиком, направил на нее вытянутый указательный палец, а большим пальцем взвел курок, вроде как герои Дикого Запада. Она от души, но беззвучно рассмеялась. Таких развлечений ей не выпадало всю неделю.

Я повел глазами в сторону пустого кресла мисс Фромсет. Блондиночка понимающе кивнула и, воткнув контакт, мяукнула в трубку. Дверь открылась, мисс Фромсет элегантно проплыла к своему столу, села и обратила ко мне холодный взгляд.

— Слушаю вас, мистер Марло. К сожалению, мистера Кингсли сейчас нет.

— Я только что от него. Где нам можно поговорить?

— Поговорить?

— Мне нужно вам кое-что показать.

— Да? — Она внимательно оглядела меня. Видимо, немало мужчин пыталось ей кое-что показать. В другое время я и сам бы рискнул.

— Я по делу, — сказал я. — Это касается мистера Кингсли.

Она встала и открыла проход в загородке:

— Тогда пойдемте