В общем, когда я выехала из гаража, уже темнело.

Жаркий июльский день клонился к закату.

А меня ждал тёмный и мрачный замок Абамелек.

Рядом со мной на сиденье лежала копия старого плана, что я всё же выцыганила у отца.

Огромный был особняк, потому, наверное, и называли его замком.

Два крыла и средняя часть полукругом, изгиб которой в точности повторял большой круглый фонтан перед ней. Прямые дорожки, даже скорее подъездные дороги. Регулярный сад. Ещё чуть больше и был бы Версаль. А так, ну да, особнячок. Даже интересно было увидеть, что из этого сохранилось до наших дней.

В ноутбуке я открыла единственное описание, что нашла об этой жемчужине архитектуры в сети.

— Строгий торжественный парапет над антаблементом, — читал мне вслух электронный помощник. — Нарядные белые пилястры коринфского ордена…

Бла-бла-бла, пропустила я часть описания, раздумывая «Ху из ит антаблемент?». Но переспрашивать не стала, просто дослушала до конца про лепнину, старинную художественную бронзу, брюссельские гобелены и фламандские шпалеры, выключила и порадовалась, что с утра у нас в гостях, как всегда по воскресеньям, была Дусина двоюродная сестра Рина, которая когда-то смахивала пыль с тех шпалер, чем бы они ни были.

Она и поведала мне за завтраком простым русским языком без антабле… что-то там, что дом здоровый, трёхэтажный, с колонами, галереями и всякими стату̀ями и тайными ходами, а потом шёпотом и оглядываясь, добавила:

— Он когда-то принадлежал молодому князю, но после того, как тот в нём и застрелился, стоит закрытый. А князь этот молодой до сей поры там бродит привидением, вот тебе крест. Свят-свят-свят! — осенила она себя трижды крестом.

Эту историю без всей её сомнительной мистичности я знала.

Прочитала в сети ещё когда собирала материал про изумруд.

У Милены Климовой (а Климова она по мужу, девичья фамилия её была Горчакова, как и у основателя всей их ювелирной династии) был младший брат, Владислав. Ему, видимо, должна была достаться и их ювелирная империя, по крайней мере титул, что был дарован его предку далёкие двести лет назад, а ныне их так модно стало возвращать, он наследовал. Как и замок. И действительно считался князем в свои чуть больше двадцати лет. Но этот дурак решил сделать селфи с заряженным пистолетом в руках, полнёс его к виску, но вместо того, чтобы ткнуть в кнопку телефона спустил курок и вышиб себе мозги.

Вот такая печальная история.

Конечно, в прессе пытались представить всё как несчастный случай, что мол хотел почистить князь Владик Горчаков раритетный дуэльный пистолет, принадлежавший едва ли не Дантесу, да неудачно. В сети в куда более прозаичную и правдоподобную версию с селфи поверили охотнее.

Именно из-за этих дуэльных пистолетов, из-за его увлечения старым оружием и чёрт его знает, ещё чем: оккультными практиками и спиритическими сеансам — говорят все в их княжеском роду ими баловались — парень явно потерялся во времени и счёл себя новым графом Сен-Жерменом, а о старом особняке теперь и распускали все эти слухи. Про привидения, призраки и прочую ерунду.

Остановившись у забора, я зажгла свет и уставилась в план.

— Так, я тут, — перевернув лист, я ткнула пальцем. — А будка охраны? Тут вообще есть охрана? Я так понимаю, у центрального въезда.

Нет, это было слишком сложно и долго — изучать план, ещё и привлекая внимание светом в машине. Поэтому я оставила синенький гибрид, где был, в тени разросшегося у дороги подлеска. И пошла вдоль забора, сунув в карман только телефон.

План планом, но куда важнее оказалась информация Рины про дыру в заборе, через которую когда-то ходила прислуга, когда её ещё нанимали, чтобы поддерживать в огромном доме порядок. И, оценив протяжённость забора, я понимала этих людей: чапать пешком от центральных ворот все ноги собьёшь, а тут — ровнёхонько к чёрному входу для этой самой прислуги, как и было задумано в далёком тысяча семьсот затёртом году постройки особняка известным архитектором. Это я про чёрный ход, конечно, не про дыру в заборе. Хотя, как знать, может, тогда же её и проковыряли.

В принципе заброшенными особняками меня не удивишь. Уж сколько я их посмотрела с отцом, да и сама — хлебом не корми, дай полазить по этим развалинам.

По стране, и в обеих столицах, и в провинции их столько, полуразрушенных, поросших крапивой памятников былого величия, что лезь не хочу. До многих сейчас никому нет дела, потому что на восстановление нужно столько средств и мытарств по разным инстанциям, что проще просто оставить как есть. Даже один из домов знаменитой Пиковой дамы, воспетой Пушкиным, стоит ветшает, что уж говорить про другие.

Но этот Абамелек… этот был очень даже ничего.

Ему повезло. Изначально строенный грузинским князем Абамелек для своей супруги, за что и получил имя, он был выкуплен и перестроен внезапно разбогатевшим Горчаковым по своему вкусу. А вкусы у него были модные: спиритические сеансы, маги-чернокнижники, масоны, чародеи, эзотерические практики и магические опыты — всё это было очень популярно в то далёкое время в России.

Но в годы советской власти особняк, конечно, разграбили. Как и все другие особняки, пытаясь пристроить под нужды молодого советского государства — сделать из него то ли пионерский лагерь, то ли больницу для душевнобольных. Но потом вождь всех времён и народов отдал Абамелек своему американскому любимчику, который поднимал для него нефтяную промышленность. Дядька так обогатился в СССР, что до сих пор входит в списки долларовых миллиардеров. И особняк он тогда отреставрировал для себя, восстановив его историческую аутентичность. Навёз гобеленов тех брюссельских, шкафов, зеркал, столов-бобиков, в форме фасолин, в общем, Павловский дворец отдыхает. И… сбежал. Потому как Россия вам не Америка, власть переменилась. А особняк опять оказался в руках потомков Горчакова (история умалчивает как) со всем его богатым содержимым и прошлым.

Облепившись паутиной, как куколка шелкопряда, и отплёвываясь, я дважды пыталась пролезть сквозь заросли бесконтрольно разросшейся черёмухи, разыскивая дыру. А она оказалась аккуратненько прикрыта фанеркой, словно ей каждый день пользовались. И полынь в мой рост стояла только снаружи забора. Внутри периметра, подозреваю перед показом потенциальному покупателю, сорняки выдрали.

Пахло скошенной травой. Истошно пели сверчки: тёплыми летними вечерами у них был брачный сезон. За недолгие полтора месяца сверчковой жизни нужно было всё успеть: найти, то есть призвать даму сердца, сыграть худо-бедно свадебку, отложить личинки и с чувством полного удовлетворения отбыть в иной сверчковый мир.

Размышляя об судьбах стрекочущих насекомых, я смотрела на тёмные окна зловещей огромной домины и грешным делом думала: а не вернуться ли сюда днём.

Навещать дом с привидениями ночью одной… ну такое.