Джулиана застыла. На ее глаза навернулись слезы. Она изо всех сил пыталась сдержаться и не наговорить лишнего.

– Задай любой вопрос кроме этого, – наконец выдавила она.

– Но я хочу ответа лишь на этот вопрос. Я пытался получить его одиннадцать лет. Я имею право знать.

– Я не могу. – Джулиана не отрываясь смотрела в пол.

– Тогда ты права, и нам незачем быть вместе. Хорошо, что мы наконец сбросили с плеч это бремя. Теперь, быть может, я сумею найти женщину, которая впустит меня в свою жизнь, а не оставит пожизненно на зрительской трибуне.

– Хит, я…

– Ты знаешь, что все эти годы я хотел одного: быть рядом с тобой, – прервал он ее. – Я отдал тебе свое сердце. Я лгал ради того, чтобы защитить тебя. Я готов был сесть в тюрьму, только чтобы уберечь тебя. Я и сейчас готов на это, если шериф Дьюк до чего-то докопается. Я сделаю это с радостью даже сегодня, хотя уже и сам не понимаю почему. Но я не понимаю тебя, Джулз. Ты все время держишь меня в отдалении. Даже когда мы с тобой оказываемся в постели, ты не посвящаешь меня в свои тайны. Скажи, дело во мне? Или ты такая же со всеми мужчинами?

Джулиана подняла на него глаза. Из них струились слезы.

– Только с тобой, – произнесла она и, медленно повернувшись, пошла вверх по лестнице.

Сидя на краю кровати, Джулиана не мигая глядела на сумки с вещами. Сегодня она переедет в главный дом. При одной мысли об этом ее сердце ныло и слезы наворачивались ей на глаза. Но она должна сделать это. Они разведены. Как бы она ни любила Хита, он заслуживает счастья. Заслуживает женщины, которая даст ему все, в чем он нуждается.

Она, Джулиана, хотела бы стать этой женщиной. Но у нее ничего не выйдет. Она всегда будет хранить свою тайну. Даже если она скажет Хиту, что делает это ради его блага, он не поверит. Так что ей остается одно: помочь ему выбраться из ловушки их отношений. Пусть даже сейчас он сам этого не хочет.

Ему нужна свобода. И он ее получит.

Вздохнув, Джулиана взялась за ручку чемодана. Но, подойдя к двери, она вдруг услышала внизу резкие голоса. Оставив вещи, она тихо вышла из комнаты и спустилась вниз. Отсюда она могла расслышать слова:

– Я должен отвезти ее на допрос.

– Зачем? Вы задали уже миллион вопросов. Чего вы хотите от нее?

У входа в дом возвышалась устрашающая фигура шерифа Дьюка.

– Мне надо с ней поговорить. И взять образцы волос, – проговорил он.

Обернувшись, Хит увидел Джулиану и вновь повернулся к шерифу:

– Задавайте ей вопросы здесь. И пришлите ордер, чтобы взять образцы волос. Иначе вам придется арестовать нас обоих.

– Хит, я не могу арестовать тебя только потому, что ты просишь об этом.

– Отлично. Тогда арестуйте меня, потому что это я убил Томми.

Секунду Дьюк смотрел на Хита изумленным взглядом, но затем, мгновенно взяв себя в руки, решительно потянулся за наручниками:

– Что ж… Хит Лэнгстон, я арестую вас по обвинению в убийстве Томаса Уайлдера. У вас есть право…

Джулиана почувствовала, что слова шерифа едва доходят до ее сознания. Страх затмил все ощущения. Судьба, шестнадцать лет стоявшая за ее плечом, все-таки нанесла удар. И к тому же Хит признался… Зачем он признался?

На руках Хита защелкнулись наручники, и шериф повел его к ожидавшей машине.

– Ничего не говори, Джулз! – успел крикнуть ей Хит, прежде чем дверь захлопнулась.

Шериф двинулся к ней, доставая еще одну пару наручников. Холодный металл сомкнулся на запястьях Джулианы.

Они ехали в город в полном молчании. В участке их отвели в отдельные комнаты для допроса.

Прошел час, другой… Джулиана не знала, который сейчас час, но желудок явственно подсказывал ей, что время обеда давно позади. Прошло не менее четырех часов, когда наконец в комнату вошел шериф Дьюк с огромной кипой бумаг. Он уселся за стол напротив нее. Больше в комнате никого не было, но она не знала, сколько человек сейчас наблюдают за ними, стоя с противоположной стороны зеркального стекла, закрывавшего одну из стен комнаты для допросов. Шериф не торопясь пролистал бумаги, вытащил ручку и внимательно посмотрел на нее:

– Джулиана, Хит нам многое рассказал…

– О чем? – как можно естественнее спросила она.

– Об убийстве Томми.

– Не знаю, с чего ему вздумалось признаваться в убийстве.

– Я тоже не знаю. Хотя его версия выглядит убедительной. Если бы я не знал кое-чего еще, я бы отправил его в тюрьму и считал дело закрытым.

– Так почему вы этого не сделали?

Шериф самодовольно усмехнулся. Он казался очень довольным собой. Джулиана знала, что вскоре должны были состояться перевыборы шерифа. Вероятно, Дьюк надеялся, что раскрытие столь громкого дела упрочит его позиции.

– Потому что его история не соответствует фактам. Хит сказал мне, что он увидел, как Томми навалился на тебя, и ударил его по затылку камнем, чтобы остановить. Он не хотел убивать.

Джулиана не смела вздохнуть или хотя бы отвести взгляд.

– Но, видишь ли, есть одна проблема. Эксперты утверждают, что Томми умер от удара по голове слева.

– Но в новостях вроде говорили, что у него был разбит затылок. – Джулиана лихорадочно припоминала, о чем в то время рассказывали новости. Лишь она знала, что этот удар был вторым и что к тому времени Томми, быть может, был уже мертв.

– Действительно. Но мы далеко не всем делимся с журналистами. К примеру, мы не рассказали им, что нашли волосы.

– Волосы?

– Да. Несколько длинных светлых волос. Они зацепились за кольцо Томми. Волосы и кости – вот и все, что остается от человека за такой долгий срок. Получается, перед смертью у Томми в руке была зажата прядь светлых волос.

– В Корнуолле много блондинок.

– Но Хит уже заявил, что видел, как Томми напал на тебя. Круг сужается, а?

– Вы же сказали, что не верите в его версию.

– Я сказал, что она не совпадает с данными экспертизы. Я думаю, что Хит пытается выгородить тебя. Тогда все сходится. Может, расскажешь правду, Джулиана? Ты же не хочешь, чтобы я упек Хита за убийство Томми?

– Это было не убийство, – проговорила она, – а самозащита.

– Не совсем. Ему-то ничто не угрожало, а? Если только тебе. Может, все получилось случайно, но это еще придется доказать. Он ведь мог и просто набрести на Томми в лесу и жахнуть его по голове, а?

Джулиана сглотнула комок в горле. Она не позволит Хиту взять вину на себя. Он всегда уверял ее, что до этого не дойдет, а если и дойдет, то его не признают виновным, потому что он защищал ее. Но злое торжество в глазах шерифа подсказывало ей, что это не так. Но он не должен провести за решеткой ни дня из-за того, что защищал ее. Все зашло слишком далеко, и спаси его от тюрьмы было важнее, чем успокоить его самолюбие.