— Моя дорогая госпожа, — говорил евнух, и его голос звучал еще выше обычного, поскольку Мардиан был раздражен. — Этот вопрос весьма тревожит твоих подданных.

— О чем им беспокоиться, — упорствовала я, — если наследник уже имеется? У меня есть соправитель. Даже римляне признали Цезариона.

Совсем недавно была выпущена новая серия монет со сдвоенным изображением меня и сына.

— Цезариону всего пять лет, — гнул свое Мардиан, приблизившись к ширме. — Жизнь полна неожиданностей, и ни у кого из нас нет уверенности в будущем. Если Цезарион не достигнет зрелости, династия прервется. И разве ты собираешься выйти за него замуж?

— Не говори глупостей, — ответила я, поливая пригоршнями молока свои плечи.

— Но посмотри на происходящее со стороны. Весь мир думает так: поскольку стране нужны наследники, а вы, Птолемеи, предпочитаете сочетаться браком внутри семьи — значит, ты ждешь…

— Меня не волнует, как там думает мир!

— А зря. Тебя должно волновать. Проблему все равно придется решать.

— Не сейчас!

Я закрыла глаза и погрузила лицо в молоко.

— Нет, сейчас. Тебе уже двадцать семь, скоро двадцать восемь, — многозначительно напомнил он. — Ведь бывали случаи, когда Птолемеи женились на чужеземцах. Разве твоя бабушка родом не из Сирии?

— Да, — сказала я. Правда, мой дедушка считал, что она ему не пара. — Но за кого ты предлагаешь выйти мне?

— Ну. Октавиан не женат…

— Октавиан! — воскликнула я. — Октавиан! Какое неаппетитное предложение!

Я позвала Ирас, потому что хотела выбраться из ванны и посмотреть Мардиану в глаза. Ирас явилась с полотенцами и халатом, и очень скоро я с хмурым видом появилась из-за ширмы. Мардиан выглядел искренне озадаченным.

— Я предложил его только потому, что ты в отличие от многих явно не имеешь предубеждения против римлян.

— Цезарь был другим, — коротко заявила я.

Не объяснять же ему, что Цезарь был больше чем римлянином, больше чем смертным человеком.

— Октавиан красив, — неуверенно пробормотал Мардиан, — и обладает огромным могуществом.

Меня передернуло: вспомнилась сцена, которую я увидела через окошко в Регии. Красив, могуществен да еще и сладострастен.

— О да. Тут я с тобой согласна.

— Ну а что еще нужно женщине?

Я рассмеялась.

— Признаю, названные тобой качества вовсе не помешают. Но мне хотелось бы добавить к ним сердце и жизнерадостность.

— Тогда беру свои слова обратно. Тебе придется искать не римлянина.

Ирас принесла горшочек миндального масла.

— Может быть, ты приляжешь здесь. — Она указала на кушетку, застланную плотными полотенцами.

— Потом. — Я хотела закончить разговор с Мардианом. — Понимаю, что ты желаешь мне только добра. Однако…

Могла ли я объяснить ему, как мало все это меня интересует? Даже сны мои были чисты и стерильны. Он, с детства ставший евнухом, не понимал приливов и отливов страсти, не мог уразуметь, что на одной стадии жизни она доводит до безумия, а на другой исчезает, как в засуху уходит вода из речного ложа. Я прекрасно помнила счастье от близости с Цезарем, но порой удивлялась тому, что могла испытывать подобные ощущения.

— Может быть, тебе стоит подумать о царевиче из Вифинии или Понта, — рассеянно продолжил он. — О молодом супруге, который будет боготворить тебя и делать все, что ты пожелаешь. Никогда не предъявлять никаких требований, но существовать только ради того… чтобы удовлетворять тебя.

Мардиан покраснел.

— Ты рассуждаешь так, будто мне шестьдесят, а не двадцать семь, — отозвалась я.

При этом я попыталась представить себе, о чем он говорит, и невольно покраснела сама.

— Цари берут себе прелестных наложниц, почему бы и тебе не сделать это?

— Мальчишки меня не привлекают.

— Я не имел в виду настолько юных. — Он помолчал. — Я слышал, что царевич Архелай из Команы отважный солдат и хорошо образован.

— Сколько ему лет?

— Я не знаю. Но могу выяснить, — встрепенулся Мардиан.

— Вот и выясни, — промолвила я, чтобы улучшить его настроение. — И вот что еще… Прости, что сменила тему, но правда ли это — насчет Лепида?

Похоже, что после сражения при Филиппах официальный триумвират превратился в неофициальный дуовират — союз двоих. Мир должен был быть теперь разделен, как пирог, между Октавианом и Антонием.

— Да, как раз сегодня утром пришло новое донесение. Я оставил его на твоем рабочем столе.

— Перескажи мне его, — попросила я, плотнее запахнув шелковое одеяние, сшитое из множества разноцветных шарфов.

— Они подозревают (или утверждают, будто подозревают, а это разные вещи), что Лепид действует за их спинами и более не достоин доверия. Соответственно, когда Октавиан и Антоний поделили Римскую империю — будем называть ее так, ибо по любым меркам это империя, — они не взяли его в расчет.

— И кто что получил? — спросила я.

— Антоний — герой дня, его престиж невероятно высок, и он прибрал к рукам лакомые куски: всю Галлию и Восток. Ему предстоит властвовать в нашей части мира и, вероятно, заняться претворением в жизнь плана Цезаря по сокрушению Парфии.

— А Октавиан?

Как Октавиан допустил такое? Впрочем, он ведь был болен, лежал на койке в палатке, а если перемещался, то на носилках. Он не мог диктовать условия герою-солдату.

— Ему достались лишь Испания и Африка, а в придачу к ним — почетные, но нелегкие обязанности. Во-первых, он должен обустроить ветеранов в Италии, найти для них землю и деньги. Во-вторых, покончить с Помпеевым сыном Секстом, который занялся пиратством. Неблагодарные задачи.

Да, неблагодарные, требующие времени и усилий. Я улыбнулась. Теперь руки Октавиана связаны надолго. Похоже, он получил не то, на что рассчитывал.

Мардиан ушел, и я позволила себе растянуться на кушетке. Ирас втирала смягчающее масло в мою кожу, а я закрыла глаза, отдавшись аромату и неге.

— Госпожа, ты прислушаешься к его предложению? — прошептала Ирас. — Не беспокойся: прежде чем ты встретишься с каким-нибудь царевичем, твоя кожа вновь обретет совершенство.

— Я лишь хотела, чтобы Мардиан успокоился, — пробормотала я. Благовония и массаж навевали сон. — Мало быть красивым царевичем для того, чтобы… чтобы…

Мой голос сошел на нет, но мысленно я закончила фразу: «Чтобы пробудить ту часть меня, которая впала в спячку. Она спала так долго, что, возможно, незаметно умерла».

Мардиан с энтузиазмом и удовольствием принялся подыскивать подходящего претендента на мою руку. С этой целью он обшарил весь мир: предлагал идумейцев, пафлагонцев, греков, нубийцев (включая сына кандаке), галатов и армян. Чтобы позлить его, я составила список требований к претенденту; вряд ли ему удастся отыскать человека, подходящего по всем пунктам. Жених должен быть молод, но не моложе двадцати лет; на голову выше меня ростом; атлет; сведущий в математике; знающий не менее трех языков; поживший за границей; хорошо играющий на каком-либо музыкальном инструменте; знаток греческой литературы и морского дела; и, наконец, потомок великого царского рода. Таковы минимальные требования, заявила я. Бедный Мардиан!