Но внутри я спокоен. И все рассчитываю.

Окно открывается. Ниндзя серо-бурым стервятником планирует на пол.

Я подбегаю прямо под него.

Ударить меня ногами он не может. Потому что тогда это будет прямой удар в лицо, причем всем весом и еще в прыжке с высоты, а значит, смертельный.

А убивать меня противник не собирается.

Так что он валится прямо на меня и пытается вывернуться и отпрыгнуть в сторону.

Хватаю его. Узнаешь захват? Ты сам научил меня ему, ублюдок.

Все равно что держать в охапке электрического угря. Тянется к болевым точкам, дергается, крутится, но я его не выпускаю. Долго мне его не удержать. Но и не надо.

Два шага к стене. Этому я тоже научился у него. Стена — полезная штука. Тверже любого кулака.

Резко опускаю центр тяжести. Этого ниндзя не ожидал. Опрокидываюсь ничком и тащу его за собой. Потом подбрасываю его обеими ногами и швыряю прямо в стену.

Хочешь научиться летать, ниндзя? Я к твоим услугам.

БАМ! Ниндзя таранит головой стену, словно орел — небоскреб. Оглушенный, сползает на пол. Тут же пытается подняться. Поразительно быстро приходит в себя.

Поразительно, но не слишком. Вскакиваю на ноги и взмываю в воздух. Удар правой ногой приходится ниндзя точно в подбородок маски. ХРЯСЬ!

Шлепается навзничь. Шевелится, но не успевает собраться с мыслями и даже не пытается подняться, а я уже…

… прыгаю на него. Обоими коленями приземляюсь ему на грудь. Этому он тоже меня научил. Пользуйся силой тяжести. ОООШШШШШ. Из легких у него выходит весь воздух.

Ну вот, теперь можно его прикончить. До сих пор я не выходил из себя настолько, чтобы убить кого-нибудь. А теперь — вышел. Любишь боль? Я тебе обеспечу. Джек — добрый малый, но ты сам напросился.

Ярость гудит у меня в ушах. Он пытается меня сбросить. Я ударяю его головой об пол. Сколько раз он отправлял меня в нокаут? Теперь пусть у него искры из глаз сыплются.

Решаю сорвать с него маску. Прежде чем добить его, хочу увидеть, как у него лицо от ужаса перекосится.

Правый кулак сжимается, чтобы нанести смертельный удар. Левой рукой я сдираю маску. Она не поддается, но я ее дергаю туда-сюда, и наконец кожаные ремни съезжают. Я отбрасываю маску в сторону и замахиваюсь правой.

И замираю.

Потому что у него открыты глаза. Смотрят на меня. Серые. Осмысленные. Человеческие. Он знает, что сейчас будет. И припас последний трюк.

Он — это она!

Женское лицо. Даже в какой-то степени привлекательное. Если кому нравятся садистки с фигурами тумбочкой.

Я в такой ярости, что едва не бью в это лицо кулаком — изо всей силы. Но — лишь едва. Кулак сам собой разжимается. Не могу.

Пальцы сжимаются у нее на горле. Так можно убить человека в полсекунды. Вырвать ему трахею.

— Ты кто? — спрашиваю. — Говори, а то убью.

Губы разжимаются. Тихий голос.

— Меня зовут Эко.

— Зачем ты меня мучила? — свирепо продолжаю я.

— Меня для этого прислали, — задыхаясь, отвечает она. — У нас мало времени. Другого способа нет.

— «Другого способа» чего? — Я ослабляю хватку. Пусть немного подышит.

— Сделать так, чтобы ты мог постоять за себя, — шепотом отвечает она. — Прежде чем научить тебя другим полезным вещам. Теперь ты готов.

— Ах, ты, оказывается, на моей стороне? Сомневаюсь.

Серые глаза глядят прямо на меня. Бесстрашно.

— Хочешь меня убить — давай. Твое право. Можешь делать что хочешь. Ты наш маяк надежды. Если нет, идем. У нас много дел, а времени мало.

О, как мне хочется убить ее. Или по крайней мере сделать ей больно. Но я гляжу в эти серые глаза и, к ужасу своему, понимаю, что начинаю ей верить.

Бред. Разве можно ей доверять после всего, что она со мной делала?!

И тут я вижу кулон у нее на шее. Кулон в виде прелестной женской головки с длинными струящимися волосами.

Эту головку я уже видел. У моих родителей была старинная брошка. Лежала в шкатулке в их спальне, дома, в Хедли-на-Гудзоне. Те же струящиеся волосы. То же запоминающееся красивое лицо. Родители говорили, что это просто старинная вещица, которую они купили в антикварном магазинчике.

— Кто это? — спрашиваю я у Эко.

В серых глазах на миг мелькает замешательство.

— Твоя мать, — произносит она. — Твоя настоящая мать.

Я встаю и отступаю на шаг, голова у меня кружится куда сильнее, чем когда Эко била меня или душила.

— Она жива? — спрашиваю я. — Как ее зовут? Где она? Откуда ты ее знаешь?

Эко несколько секунд переводит дух, потом медленно поднимается.

— Потом расскажу, — отвечает она. — А теперь нам пора идти. Здесь опасно. Пойдешь?

Мы молча и смущенно смотрим друг на друга.

Я киваю:

— Пойду. Но когда ты в следующий раз решишь меня чему-нибудь поучить, пожалуйста, Эко, придумай какой-нибудь способ попроще.

Автомобиль на четырех колесах. Мощный, как танк. После недавних побоев я с ног до головы в синяках. Каждый ухаб мне как нож острый. Ой, ноги. Ой, ребра. Ой, ой, шея.

То, что я позволил юной леди, которая последние несколько дней немилосердно меня колошматила, увезти меня в неизвестном направлении, — на первый взгляд фантастически нелогично. Но с тех пор как глаза незнакомого дылды полыхнули на меня в ресторанчике в Хедли, в моей жизни вообще мало логики.

Положись на интуицию, Джек. Если ты не веришь человеку, который называет тебя маяком надежды, кому же тогда верить? А кулон с портретом моей матери! Это как печать на договоре.

Эко снимает кулон и дает мне посмотреть. Я бомбардирую ее вопросами. Она увиливает:

— Не сейчас. Нам грозит опасность. За нами гонятся. Мне нужно сосредоточиться на том, как уйти от преследования.

— Кто за нами гонится? Почему? Скажи мне наконец, как зовут маму!

— Мира, — шепчет она. — В честь той звезды, которая светит то ярко, то тускло. Иногда она ослепительна. А иногда ее почти не видно.

Я гляжу на прелестное лицо на кулоне и твержу про себя загадочное имя — новое в моей жизни. Мира.

Эко сменила эффектный костюм ниндзя на простые белые шорты и бирюзовую маечку. Еще бы фотоаппарат, и сошла бы за туристку.

Машину она ведет так же, как дерется. Руки лежат на руле грациозно и уверенно. Те же руки, которыми она душила меня и била. Серые глаза почти не отрываются от дороги. Не азиатские и не европейские. Какой-то экзотический гибрид. Нежная кожа цвета слоновой кости.