и открываются в пять утра. Находиться в это время вне пансиона недопустимо. Для контроля режима в корпусе для девушек и юношей есть специальный стенд, куда надо воткнуть ключ. Если кого-то не будет, то я пойду разбираться с бесповоротным выселением и с передачей на руки матери! Но надо отметить, что за последние двадцать лет таких случаев не было, — гордо закончил гном.

— А банные дни у вас не предусмотрены? — с трудом сдерживая смех спросил я, заодно обратив внимание, что из глаз моей красавицы катятся слезы от сдерживаемого в себе хохота. — И еще, как вы решаете вопрос с тем, чтобы каждый втыкал именно свой ключ?

— Так ключ на браслете моего пансионата, а браслет на руке и заперт на замок, ключ от которого только у меня. Старого Грогина не проведешь! Вам я тоже завтра выдам. А банные дни зачем? Чистота помыслов обеспечивает телесную чистоту, как говорят в храме. Это во всяких неприличных трактирах, около которых моим постояльцам даже проходить стыдно, воду держат, а нам такое совершенно без необходимости.

Тут мы дошли до конца лабиринта и дальше нам предстояло невиданное приключение подняться по скобам, вделанным в кладку внутри не иначе как круглой трубы, такой ширины или, правильнее, ужины, что мои плечи помещались в ней без всякого зазора. Гном ловко полез вперед, а за ним Аниса. Моя жена только шепнула мне, специально на пару секунд вытащив свой шарик-молчальник:

— Всё не нарадуюсь, что я хожу в брюках, а не в юбке, особенно в такой, как твоя тайная симпатия Сан. Это же с такого ракурса было бы видно всё аж до подбородка!

— А ничего, что ты моя жена? — еле слышно хмыкнул я.

— Это другое, дорогой! Вот как ни крути, а другое! И вообще, почему ты не возразил на мои слова, что Сан твоя симпатия?

— Потому что ты, моя дорогая, как настоящая Леди уже простила мне все возможные симпатии скопом, — хмыкнул я, заработав попытку пнуть меня сверху.

Но так как Аниса совершенно не хотела залепить мне ботинком по голове, то она сползла вниз, просунула ногу, пытаясь достать меня пониже, и в итоге, заработав пару шлепков, уселась мне на плечи. Наша возня не укрылась от гнома, и тот с попыткой изобразить понимание, не разобравшись, проворчал:

— Да, лестница немного неудобная, но я думаю, что за возможность пожить в приличном месте некоторым комфортом можно поступиться.

Как и ожидалось, мы выбрались на чердаке здания, где с маленькой площадки расходилось пять дверей. Гном отпер одну из них и продемонстрировал малюсенькую комнатку с круглым окошком, из которой на нас дохнуло таким жаром от раскаленной за день крыши, что Аниса от неожиданности аж отшатнулась.

— Ладно, сегодня переночуем, — пробормотал я, открыв после ухода гнома окно и дверь для вентиляции, — а завтра посмотрим.

Моя жена с заговорщицким видом достала пару шпилек и шмыгнула на площадку. Я пошел следом и понаблюдал, как девушка деловито вскрыла замок на противоположной двери и пояснила:

— Так вентиляция будет лучше. И не удивляйся… Да, я умею открывать примитивные замки шпильками. Я же ужасная, хотя и укрощенная тобой, заговорщица.

Потом она открыла третью дверь и тихо взвизгнула, уцепившись за косяк. Еще бы! За дверью не было ничего, кроме объемной и гулкой пустоты. Зачем магичке бояться высоты я все равно не понял, поэтому просто списал взвизг на боязнь большого темного пространства. Хотя при втором взгляде оказалось, что освещение там все-таки есть. Из множества щелей в боковых стенах пробивались лучики света, в которых кружили редкие пылинки, создавая еле уловимое ощущение какой-то сказочной тайны.

— Знаешь, дорогая, — пробормотал я, охватывая взглядом всю картину. — Этот пансион выглядит очень странно. В середине зал, шириной ярдов в десять, высотой и длиной во всё здание, а по бокам, я не побоюсь предположить, коридоры с комнатами. И это на всех трех этажах. Сейчас их перекрыли досками, но раньше все двери в комнаты, которых по каждой стороне было по восемь штук, судя по номерам, которые сохранились на ограждении, просматривались из зала. И знаешь, что это напоминает?

— Что? — заинтересованно спросила моя красавица.

— Стандартную тюрьму. Зал, комната надзирателей, в которую сейчас переделали нашу площадку, и камеры для заключенных в три этажа с двух сторон.

— Хм… Дорогой, я пока еще не бывала в тюрьме… — пробормотала розововолосая красотка. — Хоть я и государственная преступница, но боги миловали. А вот ты откуда знаешь?

— Э-э-э… — протянул я. — Моя короткая студенческая юность была довольно буйной. Бывало я… бывало… балы… приемы… А один раз нас заперли в тюрьме за… один дебош…

— Заврался, дорогой! — хмыкнула жена. — Балы, понимаешь ли… По девкам ты ходил! А как-то тебя поймали и вместо того чтобы замять скандал, отправили в застенок. Так? Ладно, не отвечай, и так понятно. Но я тебя прощаю, муж мой!

— Что? — удивился я. — За что прощаешь-то?

— Да просто на всякий случай, — всхлипнула Аниса. — Ты же все равно в раю. Ладно… Что-то я разошлась.

Я просто недоуменно пожал плечами. Что тут сказать? Пусть будет эхом ревности к давно прошедшим дням. Небольшое неудобство за те волны счастья, которые Аниса дарит мне, просто находясь рядом. Наркотик такой на двух красивых ножках.

Глава 13

Мы быстро исследовали две оставшиеся двери на площадке, за которыми оказались лестницы на жилые этажи, но продвинуться в разведке не успели, так как с оглушительным скрипом открылась дальняя дверь в центральном зале, и мастер Грогин вкатил тележку с двумя бочонками и несколькими огромным глиняными горшками. Затем гном поднял колокол размером с ведро и важно отбил четыре звонких удара.

— Что? Опять никто не хочет ужинать при мне? — громко спросил хозяин и окинул взглядом несколько столов, составленных в ряд в середине длинного зала, с расставленными тарелками и бокалами, и лежащими рядом приборами. — Ну все прям такие стеснительные, я прямо не нарадуюсь! Все как в моей юности, когда молодежь ходила по дальним пещерам, чтобы не надоедать уважаемым гномкам.

Мастер через пять минут удалился, но толпы желающих на угощение все равно не наблюдалось. Только одуряющий запах тыквы, очень похожий на тыквоиновый, достиг наконец моего носа, вызвав непроизвольное брезгливое подергивание органа нюха. И что интересно, три года я сидел на в целом неплохой тыквоиновой каше, и ничего. Ну почти. А как выбрался в более-менее цивилизованные земли, от этого крайне узнаваемого аромата меня начало неслабо передергивать.

Аниса, которая в эти минуты окончательно успокоилась и изо всех сил прижималась ко мне, хоть и знала про мою антипатию к тыквоине, но все равно сделала неправильный вывод: