– Вкусный хлеб. И посыпан чем-то.

– Это кунжут.

– Бесподобно пахнет, – сглотнул слюну работяга. – Предлагаю услуги дегустатора.

«Ничего себе, – удивилась Настя. – Славно выражается юноша. А вдруг он и не сварщик вовсе, а кандидат наук? А сваркой только деньги зарабатывает».

– Давайте поедим, – настойчиво повторил закамуфлированный под сварщика кандидат наук.

Анастасия смутилась. Отказать парню, полдня проторчавшему на воздухе и нагулявшему, вероятно, зверский аппетит, было неудобно. Еще неудобнее стало, когда Настя представила себе картину: Андрей Леонидович возвращается из города, а у него на кухне мило трескают эскалопы сварщик и домработница, запивая еду отличным шардоне. Картинка в духе Чехова или О.Генри.

Но благородные манеры взяли верх.

– Садитесь, – вздохнула Настя.

«Он успеет уйти до приезда художника», – подумала она.

И засуетилась вокруг парня. Она словно вернулась в счастливые времена, покрытые для нее розовой дымкой влюбленности. Процесс кормления голодного мужчины (Платонова) всегда был связан с тихим умилением – Настя радовалась, когда родное существо ело с энтузиазмом.

А сварщик вновь удивил Анастасию: он не набросился на мясо со звериным рычанием, а принялся интеллигентно орудовать ножом и вилкой. Почему-то на него было приятно смотреть. «Ну какой же симпатяга!» – вновь заметила Настя.

Она с удовольствием рассматривала сварщика и расплывалась в ответной улыбке, когда на щеках парня вспыхивали обаятельные ямочки. Правда, улыбаться Насте было нелегко – мешал грим. Но она поразилась самой себе. Ведь она собиралась еще долго лелеять горе и оставаться глухой к любым поползновениям основного инстинкта – инстинкта, заставляющего женщину вглядываться в лицо мужчины и украдкой скользить взглядом по его фигуре. Фигура у малыша (конечно, он был совсем ребенок рядом с престарелой Анастасией Николаевной!) удалась на славу, природа не поскупилась. Тяжелый физический труд отшлифовал рельефы. Тонкий свитер обтягивал мощные плечи. Как ни странно, пахло от работяги не по́том и гарью, а хорошей туалетной водой. Едва различимо. Настя уловила запах. «Неужели Hugo Boss? – изумилась она. – Да ну, с какой стати… Показалось».

– Вы мастерица, Настасья Николавна! – похвалил парень. – Классно готовите.

– К сожалению, это мой единственный талант, – уныло призналась Настя.

– А разве мало? Наверное, работали в ресторане?

– Боже упаси! Я не профессионал, а любитель. Знаете, стыдно признаться, но, дожив до двад… сорока пяти лет, я так и не стала профессионалом ни в одной области.

«Дура. Дура.

Зачем я ему это говорю?!»

Да, непонятно почему Насте захотелось пооткровенничать. Наверное, открытое лицо парня располагало к душещипательной беседе. А после расставания с Платоновым Настя испытывала настоятельную потребность в сочувствии.

– Зато, наверное, детей вырастили? – предположил сварщик.

– Нет, – смутилась Настя. – У меня нет детей. Вот видите, я совершенно никчемное создание.

Идиотка!

– Да ладно вам!

– А какой он? Художник? – Настя сменила тему.

– Андрюха-то… Ничего мужик. Правда, со странностями.

– С какими? – испугалась Настя.

– С закидонами. Вредный он.

– Тяжелый характер?

– Я думаю, у него маниакально-депрессивный психоз.

«Куда я попала!» – ужаснулась Настя.

– Но вы не бойтесь. С дамами он мягок.

– Что, бабник?!

– Бабник… Не думаю… Впрочем, скоро сами с ним познакомитесь.

Накормленный симпатяга сварщик отвесил 546 комплиментов Настиному ужину, пошуршал, погремел за пределами кухни и как-то незаметно исчез. Уже совершенно стемнело. Настя сварила кофе, завернулась в плед и села у окна. Удивительная, непривычная для городской жительницы тишина окутала ее.

Ее ожидание длилось вечно. Наконец она вспомнила о мобильнике Атаманова. Ведь Маша дала ей номер!

– Здравствуйте, Андрей Леонидович, – пролепетала она. – Это Анастасия Платонова, ваша экономка. Я приехала, приготовила ужин. Жду вас. Что делать?

В трубке гремела музыка и хохотали девицы.

– Сегодня не приеду, – проорал в трубку художник. – Утром, утром! А вы ложитесь спать!

«Это он, значит, пошел в поселок забирать из ремонта джип, – усмехнулась Настя. – Хорошая автомастерская – с музыкой, девочками! А не убраться ли мне отсюда подобру-поздорову?»

Но было уже поздно, и Настя решила остаться. Помучившись с электронной панелью, она сумела опустить железные жалюзи на окнах и намертво заблокировать дверь. Потом, пробормотав «да ну, надоело!», она встала под душ и смыла с себя лишние пятнадцать лет. Рассматривая в зеркале хорошенькую порозовевшую мордочку, она подумала о том, как удивится Атаманов. По телефону ему обещали сорокапятилетнюю даму, а тут – очаровательная нимфетка, практически первоклассница. «Ну и пусть!» – решила Настя.

– Как я рада, что вы меня взяли! – роняя слезы благодарности, призналась Люся.

Мария глубоко задумалась. Слова Люси указывали на следующее: девушка или не уяснила, какой объем работы ее ожидает, или же страдает скудоумием.

Но оба предположения были неверны. А верным оказался третий вариант: Люся билась в тисках жестоких жизненных обстоятельств. И рада была любой работе. Даже непосильной и нервной.

– Я живу с младшим братом и мамой. Брат – школьник, а мама – инвалид. Вся семья на мне, – объяснила Люся.

И настал черед Марии ронять слезы сочувствия. Но это не помешало ей до предела нагрузить обязанностями новую домработницу. К чести Людмилы, она, не дрогнув, выслушала список из полутора тысяч пунктов.

– И самое главное – не задавайте мне лишних вопросов, – потребовала Маша. – Идти гулять, не идти, жарить котлеты или варить курицу, надевать сапоги или кроссовки, где ершик для посуды, где отбеливатель, чем кормить собаку… Я не обижусь, если вы сами во всем разберетесь.

– Я все поняла, – кротко кивнула Люся. – Ну, так я начну?

В первый же день Люсиного пребывания в семье Маша поняла – ей досталось сокровище с многочисленными опциями. Выполняя обязанности и няни, и гувернантки, и домработницы, девушка невероятно облегчила Машину судьбу.

Единственное но: Люся не блистала красотой. Нет, Мария не стремилась заманить в дом ослепительную богиню с пышной грудью и длинными ногами. Маша не предъявляла к внешности домработницы требований, закономерных, когда речь идет об одалиске арабского шейха. Эта пышная грудь и длинные ноги (а если наоборот – длинная грудь и пышные ноги?) изо дня в день маячили бы перед Здоровякиным, и кто знает… Нет, Марию вполне удовлетворила бы заурядная внешность с легким уклоном в невзрачность. Но Люся била все рекорды непривлекательности. Ее нос заканчивался в районе подбородка, тонкие губы трепетали бескровными ниточками, кожа удручала неровностью.