– Ну и отлично! – улыбнулась она, протягивая ему руку. – Поехали.

Санька взял ее за руку, отчего у него екнуло сердце, и повел к эскалаторам.

Аня встала на одну ступеньку выше него и тут же взялась расспрашивать:

– Как тебя выбрали? Пионерская звездочка рекомендовала или папа пробил на работе?

– Сами пришли, – сообщил он. – Из КГБ, с кандидатской проверкой.

– И чего? – еще больше заинтересовалась Аня.

– Пятьдесят на пятьдесят, – пожал плечами мальчик. – Папа с дядей Геной бутыля давил, и они его тепленьким взяли. В общем, не примут папу в ближайшее время в КПСС. А со мной офицер из детского отдела говорил. На балконе. Сказал, что товарищ Шалар стал коммунистом в десять лет.

– Почти в одиннадцать, – поправила его девочка. – Я книжку про него читала – «Наследник Средиземья» называется. Знаешь, почему партийные люди становятся эльфами?

– Потому что по-настоящему нравственными могут быть только эльфы? – попытался угадать мальчик.

– Я не про Кодекс, я про историю, – уточнила Аня и продолжила: – Товарищ Шалар был военным инструктором в Северной Корее. Однажды он поймал американского шпиона. У шпиона нашел книжку «Властелин колец». Подумал, что шпион там всякие сведения зашифровал, и прочел книжку тридцать один раз. Каждую букву обдумал. И вдруг понял, как можно объединить людей всего мира. Вот так вот было.

– Товарищ Шалар настоящий вождь! – согласился с ней Санька.

– И не говори! – вздохнула девочка.

Весь последующий отрезок дороги дети проехали молча, слушая звуки фортепиано и вглядываясь в мерцающие со всех сторон телевизионные экраны. Лишь у самого входа на сто семьдесят восьмой ярус Аня обернулась и сообщила:

– А когда мне на генераторе эльфийских имен имя выбирали, дядя механик про генератор рассказал. Я его спросила: от чего генератор питается – от солнечных батарей или просто от электричества? А дядя сказал, что от сердца Ленина. Так это необычно было! Ведь Ленин-то на орбите.

– Я знал об этом, – сходя с ленты эскалатора на платформу, кивнул Санька. – Мой папа доклад по этому вопросу готовил. Сердце Ленина излучает квантовые импульсы. В пятидесятых открыли. На этой энергии и генератор работает, и партийные реликвариумы – такие колбочки, которые секретари партийных ячеек на шее носят. Их поэтому невозможно победить в рукопашном бою, у них любая рана заживает за несколько секунд.

– Сильно! – восхитилась девочка.

Дети покинули холл Центрального транспортера и зашагали по живописной улице Остоженке по направлению к театру. Улица была застроена зданиями, стилизованными под архитектуру восемнадцатого – девятнадцатого веков, что неудивительно, поскольку в большинстве зданий находились драматические театры – БДТ, Театр сатиры, Театр имени Вахтангова, театр «Ромэн», МХАТ, Малый театр, ТЮЗ и другие, областные. Театр на Таганке, где служил дядя Юра Любимов, располагался на пересечении Остоженки и улицы Патриса Лумумбы. Напоминающий издали гигантский колотый кирпич Театр на Таганке слишком уж отличался от общего архитектурного ансамбля, и Комитет уровневой застройки принял решение отделить его от остальных зданий небольшим сквером, где вечерами собиралась молодежь поиграть на гитаре. Там часто видели цыганского артиста Димитриевича и поэта-песенника Высоцкого, отчего сквер ассоциировался у родителей с чем-то потенциально опасным с педагогической точки зрения. Ходили слухи, что именно из-за этого в некоторых комплексах отказались строить Театр на Таганке. Дядя Юра страшно переживал по этому поводу, каждый месяц проводил в скверике субботники, построил фонтан и запустил туда барбусов суматранских. Но веселые полосатые стайки не изменили ситуации, и несчастный режиссер в конце концов смирился.

Санька распахнул перед спутницей тяжелую входную дверь, пропустил ее внутрь и повел в режиссерскую. С раннего детства он знал в этом театре все ходы и выходы. Но дяди Юры на месте не оказалось. Проходящий мимо артист Филатов показал на дверь, ведущую прямо за кулисы.

– Странно! – удивился мальчик. – Спектакль ведь только вечером. Может, какое собрание?

Дети подошли к двери, на которую указал Филатов, и осторожно заглянули в нее. Посреди сцены в свете софитов стояли дядя Юра и молоденькая актриса в вязаном жакете розового цвета и черной юбке до колена. Дядя Юра убеждал кого-то сидящего в темном зале:

– Нет! Вы поймите, товарищи: стремительная современность диктует нам новые эталоны чувственности! Офелия любит, Офелия страдает, Офелия хочет быть услышанной и увиденной, в конце концов!

– Все равно слишком короткая! – раздался из зала строгий женский голос. – Культконтроль не пропустит. Нельзя как-нибудь по-другому ее страдания выразить? Пусть с веером ходит, а юбку нужно сделать длиннее.

– Причем тут веер?! – страдальчески возопил дядя Юра. – В ее душе надлом, принц не пойми о чем думает, а ей замуж пора! Как она с веером топиться пойдет?

– Топиться может в этой юбке, мы скажем, что это купальный костюм, но в остальных сценах длину вернуть, – в категорической форме постановил голос. – Хватит о ней, зовите Смоктуновского.

Дядя Юра беспомощно развел руками, жестом отправил актрису за кулисы и интеллигентно крикнул:

– Иннокентий! Иннокентий, голубчик, ты здесь?

Занавес шевельнулся, и оттуда раздалось робкое:

– Да, я пришел.

– Иди, милый, сюда, – ласково попросил дядя Юра.

Из-за занавеса вышел Смоктуновский и встал рядом с ним.

– Вы таблетки принимаете? – спросили из зала.

– Так точно! – зачем-то неловко козырнул артист и поклонился.

– Не юродствуйте, – сурово пристыдил его невидимый собеседник. – Это не моя блажь. Вы сами виноваты – как яблоко моченое. Зритель гадает – то ли Офелия утопилась, то ли Гамлета через неделю из проруби достали. В спортзал ходите?

– А как же! – искренне заявил Иннокентий. – Но мне там не нравится. Я боюсь, меня физиотерапевт штангой задавит. Можно я дома буду форму набирать? Я уже эспандер купил.

– Нельзя, – запретил голос и обратился к дяде Юре: – Товарищ режиссер, проследите – или мы снимем постановку. Людям за такой соплей наблюдать не хочется, люди к смыслу тянутся. Разговор окончен.

Во мраке зрительного зала звонко хлопнуло откидное сиденье и раздались звуки удаляющихся шагов.

Дядя Юра потрепал Смоктуновского по затылку и грустно поплелся к двери, из-за которой за ним наблюдали дети.

– Доброе утро, дядя Юра! – поприветствовал его Санька, когда тот вышел в коридор.

– А! Это ты! – улыбнулся режиссер и перевел взгляд на Аню. – С невестой пришел?

– Мы друзья, – почему-то покраснел мальчик.

– Ладно, ладно, прости за неделикатность, – извинился дядя Юра и предложил: – Пойдемте, я вам макулатуру выдам. Как родители?