Он раскачивался взад и вперед в своем большом, крепко сколоченном кресле, одной рукой держась за трость, а другой — за подлокотник кресла, где его хватка сделала вощеное дерево более гладким и более темным:

— Я не совал в это свой нос, но кто-то сказал мне, что он нашел для них ферму. По правде говоря, я думал, что какое-нибудь дикое животное схватит сумасшедшую девочку, внучку, и майтера вернется.

— Я так понимаю, что этого не произошло, — сказал я. — Я рад.

— Точно, ты знал их обоих. Я совсем забыл. В свое время я ходил в палестру, как и ты, так что я тоже знал майтеру, еще тогда. Я никогда не понимал, как у нее вообще может быть внучка. Приемная, вот что все говорят.

Очевидно, Кабачок прочитал из нашей книги меньше, чем делал вид; я попытался уклончиво кивнуть:

— Они все еще на ферме, которую Его Высокопреосвященство нашел для них? Я хотел бы увидеть их, пока я здесь.

И снова Кабачок пристально посмотрел на меня:

— Они на острове, как и ты. Я удивлен, что ты не знаешь.

Я промолчал, и он добавил:

— На самом деле это просто скала. Дом похож на стог сена. Так говорят. На самой верхушке, чтобы сено оставалось сухим — ты знаешь, как это делают фермеры, — и построен из палок.

Это казалось слишком странным, чтобы поверить. Я спросил, видел ли он его сам, и он покачал головой:

— На самом деле из приплывших бревен, мне кажется. На юге. Это займет у тебя весь день, даже при хорошем ветре.



 

В ту ночь я спал на борту баркаса, как ты можешь себе представить, и поэтому смог отправиться в путь с тенеподъемом. Нет лучшего завтрака, чем тот, который едят на лодке, слушая достаточно сильный ветер, заставляющий ее немного накрениться. Большая часть обещанной мне провизии прибыла еще до того, как я закончил переоснащение и купил еще кое-что; я пообедал ветчиной, свежим хлебом с маслом и яблоками, выпил воду, смешанную с вином, и совершенно искренне сказал себе, что никогда не ел ничего вкуснее.

Он удивился, что я ничего не знаю о майтере Мрамор (как ее, вероятно, опять называли) и Мукор, хотя они жили на острове в двух днях плавания от моего. Правда, подумал я, вполне может быть в том, что я действительно что-то знаю. Купцы, лодки которых заходили в Залив Хвоста за бумагой, иногда рассказывали о ведьме на юге, тощей ведьме, которая живет на голой скале и предсказывает судьбу или делает амулеты за еду или одежду. Когда я слышал эти рассказы, мне и в голову не приходило, что эта ведьма может быть Мукор. Я вспомнил их, когда плыл в тот день, и нашел несколько причин думать, что это она, — и еще больше за то, что это не она. В конце концов я решил оставить этот вопрос открытым.

Наступил вечер, а я все еще не видел дома из палок, который описал мне Кабачок. Я побоялся, что проплыву мимо него в темноте, поэтому свернул паруса, бросил плавучий якорь и провел ночь на открытой воде, радуясь спокойной теплой погоде.

Ранним утром второго дня пути я увидел хижину, стоявшую вовсе не рядом с берегом по левому борту (как я предполагал), а больше чем в полулиге по правому борту на отвесной черной скале, такой одинокой, что она казалась вовсе не отделенной частью материка, а последним уцелевшим фрагментом какого-то более раннего континента, земли, пожранной морем вскоре после того, как Внешний построил этот виток.

Чушь, конечно. Тем не менее, я никогда не был в каком-либо другом месте, где чувствовал бы себя так одиноко, если только не пела Саргасс.



 

Прошло три дня с тех пор, как я написал последнюю фразу. Не потому, что я был слишком занят (хотя я был занят), и не потому, что не хотел писать, а потому, что не было чернил. Чернила, похоже, здесь не делают, или, вернее сказать, не делали. Их, если хотели, покупали на рынке, когда они там появлялись, и запасались ими, учитывая предстоящую нехватку. Они давно не появлялись на рынке, так что у моих клерков их почти не было, а у большинства других людей — людей, которые писали, то есть вели счета, — не было вообще. Мы с Крапивой делали собственные, так как не смогли найти их в Новом Вайроне, и я не видел причин, по которым чернила нельзя делать здесь.

Потребовалось несколько испытаний; но, руководствуясь моим прошлым опытом, мы вскоре получили весьма удовлетворительные чернила. Клей здесь делается путем кипячения костей, копыт и рогов — как и везде, я полагаю. Мы смешали его с маслом, выжатым из льняного семени, и сажей, а затем (именно этому нам было необходимо научиться) снова вскипятили с небольшим количеством воды. Они высыхают немного быстрее, чем чернила, которые мы с тобой сделали из сока, и поэтому могут быть на шаг ближе к тем чернилам, которые мой отец изготавливал в задней части нашего магазина. Во всяком случае, они хорошего черного оттенка и удовлетворительны во всех других отношениях, как ты видишь.

Мой отец, Косточка, делал и цветные чернила. Нет причин, по которым мы не должны их иметь. Это, очевидно, просто вопрос поиска правильных цветных порошков, которые нужно использовать вместо сажи. У меня есть блестящий юноша, который этим занимается. Мои клерки говорят, что они никогда не видели цветных чернил на нашем рынке или в этом большом розово-голубом доме, который мы называем моим дворцом. Я представляю себе, насколько хорошо они будут продаваться, а это означает, что я начинаю думать как Кабачок. Поскольку наше положение в чем-то схоже, это неудивительно.

Здесь я испытываю искушение написать о рынке в Новом Вайроне и сравнить его с местным; но я приберегу это для какого-нибудь другого раза, когда я открою пенал.

Теперь вернемся на баркас.

На юго-восточной стороне Скалы Мукор есть крошечная бухта, которая дает отличное укрытие. Я пришвартовал лодку и поднялся по крутой тропинке на вершину, неся в руках кусок бекона и мешок кукурузной муки. Насколько я мог судить, она меня не узнала. По правде говоря, я тоже не узнал ее, пока не посмотрел в ее глаза, те самые безжизненные, тусклые глаза, которые я помнил. Мне описали ведьму, как очень худую женщину. Она действительно была худой, но не настолько, как во дворце кальде и на посадочном аппарате после этого, не той скелетоподобной молодой женщиной, которую я помнил.

Говорили, что она высокая. По правде говоря, это было не так, хотя ее худоба, прямая осанка и короткая рваная юбка заставляли ее казаться высокой.

Мукор, которую я знал, никогда бы не заговорила со мной первой. Но эта, которую называли ведьмой и колдуньей, заговорила, облизывая потрескавшиеся губы; казалось, она вспоминала почти забытый язык:

— Что... Ты... Хочешь?..

— Я должен поговорить с тобой, Мукор. — Я показал ей бекон, затем похлопал по мешку с кукурузной мукой, который нес на плече. — Я принес тебе это, думая, что они могут тебе понадобиться. Надеюсь, они тебе понравятся.

Не говоря больше ни слова, она повернулась и вошла в хижину, которая оказалась больше, чем я ожидал. Увидев, что грубая дверь осталась открытой, я последовал за ней.