на какую-то гряду на карте. Но проблема была в том, что бумага очень примерно описывала ландшафт. Главными там были дороги, а мы никак не могли найти ни одной.

Наконец, мы снова выбрались на ровную поверхность и когда проехали по ней минут десять, а на пути не выскочил ни один валун, Лассон произнёс:

— Кажется, я понимаю, где мы. Поверни налево.

В итоге единственным ориентиром стала смена скал и долин, но даже на неё нельзя было полагаться. Каждый раз, когда мы выезжали на равнину, никто не мог точно сказать, не оказались ли мы в большой лощине. Вполне вероятно, что по сторонам от нас тянулись мрачные чёрные скалы.

У меня здорово потели руки от напряжения. Я представлял себе, как мы забираемся по небольшому наклону, который заканчивается обрывом. Если бы такое произошло, я вряд ли смог бы вовремя заметить, что мы угодили в ловушку. Видимость упала не до нуля, но понять, где заканчивается снег под нами и начинается стена бурана, было почти невозможно.

Я замечал движение лишь по покачиванию вездехода да напряжённому тарахтению двигателя. Мы будто плыли, утопая в море молока. Я даже не мог понять, сколько времени проходило между появлявшимися время от времени чёрными стенами гор.

Мы добрались до очередной ровной долины, по которой ехали, как мне показалось, не меньше часа. В конце концов, Лассон произнёс:

— Так не должно быть.

Раньше чем я спросил, что он имеет в виду, он продолжил:

— Мы давно должны были упереться в горы. Кажется, мы совсем сбились.

Я продолжал ехать, не зная, что ещё можно сделать. Но в итоге, как по заказу, мы начали забираться на уклон, а слева из-под снега на глазах выросла очередная чёрная стена.

— Погоди, — сказал Лассон.

Я остановился, а он уставился в карту. Виктор не отрывался от неё пару минут, а потом произнёс:

— Да, кажется, я понял, где мы, — сложно выразить, насколько меня обрадовала эта новость, а он продолжал, — нужно повернуть налево. Мы уже совсем близко.

Повернув вездеход, мы продолжили наше плаванье. Я был рад, что эта пытка скоро закончится. Хотя сразу же заметил, что немного попривык к ней. Меня уже давно перестало трясти, я не воображал, что вездеход перевернётся или упадёт со скалы. Все мысли давным-давно пропали, и были только буря и рычаги управления. Нужно было лишь оставаться предельно внимательным и готовым резко остановиться.

После того как мы повернули, вездеход опять оказался на равнине. Мы ещё долго продолжали ползти, пока Лассон снова не нарушил молчание словами:

— Нет, кажется, опять…

Он прервался, потому что вездеход резко накренился вперёд. У меня захватило дух, я сбросил тягу, но было поздно, и машина проехала вниз по склону. Сзади раздались крики. Когда мне удалось остановить траки, мы уже снова стояли на ровной поверхности. Склон был не таким уж крутым и длинным. Я хотел сдать назад — вполне вероятно, мы смогли бы забраться обратно, но Лассон меня остановил.

— Смотри, — сказал он, указывая вперёд.

Из бури вырисовывались очертания каких-то угловатых объектов. Конечно, это снова могли быть камни, но в их форме что-то казалось рукотворным. Немного проехав вперёд, мы увидели заваленные снегом вездеходы. Я обрадовался и хотел вылезти из машины, но Виктор схватил меня за руку. Он стал шарить под сидениями.

— Что вы ищете? — спросил я.

— Ты же не хочешь заблудиться, — ответил он. — Ты дойдёшь до машины, а потом что? Нам нужна верёвка.

На вездеходы вешали лебёдки с цепью, чтобы они тащили грузы или друг друга. Правда, эта машина была тюремной — немного другой моделью. Я нацепил маску, очки, куртку и выпрыгнул из кабины. Резкий шквал ветра обрушился на меня. Мои недобрые предчувствия оправдались, когда на задней стороне ничего не обнаружилось. Я не терял надежды и посмотрел спереди. Под ковшом было закреплено то, что мы искали. Я забрался в кабину и выкрутил ручку, которая подняла ковш так, чтобы можно было подобраться к цепи. Лебёдка располагалась прямо под двигателем, поэтому она не сильно промерзала.

Лассон помог мне обмотаться и закрепить цепь, и я пошёл к нашей таинственной находке. Только сейчас я подумал о том, насколько странно, что кто-то оставил вездеходы под открытым небом во время бури. Цепь была тяжёлой и тянула меня к земле. Сугробы, доходившие до колен, тоже не облегчали задачу.

Дойдя до ближайшей машины, я не увидел ничего вокруг, поэтому просто продолжал двигаться вдоль неё, пока не увидел ещё одну тень. Я подошёл поближе. Это был ещё один вездеход. Нужно было найти какие-то постройки. Мы точно были не на «Заре», но мы всё же прибыли на какую-то станцию. Я продолжал идти, но нашёл только ещё одну машину. В итоге цепь натянулась и не пустила меня дальше. Под её весом я еле мог идти. Пришлось возвращаться.

Я попросил Лассона сесть за управление и обогнуть первую линию вездеходов справа, чтобы я мог пройти дальше. Он начал потихоньку ехать вперёд, а я шёл рядом. Обогнуть ему не удалось — их там было полно. Мы тыкались взад и вперёд, но находили лишь больше брошенных машин. И ни одного строения.

Когда после очередной неудачи я снова вернулся к Лассону, он открыл дверь и что-то сказал, но я ничего не разобрал из-за урагана. Тогда он спрыгнул на снег и прокричал мне в ухо:

— Господин Оша скончался.

Мне показалось, что всё остановилось. Буря продолжала неистовствовать, но я замер в том положении, в каком стоял. У меня было чувство, что весь мир, кроме этого проклятого снегопада, остолбенел. Снежинки продолжали проноситься мимо нас, закручиваясь в какие-то неведомые кольца и, на секунду выделяясь под светом фар из сплошной свинцовой завесы, тут же исчезали. Я не знал, что сказать. Это было каким-то бредом. Лассон вывел меня из оцепенения, окликнув. Только сейчас я заметил, что он снимает с меня цепь. Я попытался его остановить, но он снова наклонился и сказал спокойным голосом:

— Нам больше некуда торопиться, Ашвар.

Глава VI. Айсберг

Пока Лассон освобождал меня от цепи, я хотел броситься в кузов. Но как только Виктор закончил, я передумал. Мы забрались в кабину и сидели молча. Сзади тоже стояла тишина. Вездеход заправили перед тем, как мы поехали на «Источник», поэтому у нас была возможность пересидеть бурю здесь. Двигатель давал достаточно тепла, чтобы мы не замёрзли, хотя в кузове было прохладней, чем в кабине. Я опустил ковш, просто