– Разумеется, – сказала Полина, – надо будет как-то попытаться выведать у нее, что ей известно. Вопрос только в том, как.

Видок кашлянул, и в глазах его мелькнули и погасли иронические искорки.

– Умоляю вас, мадемуазель, не забивайте себе голову такими пустяками, – скрипучим голосом промолвил старый сыщик. – Разговорить Жанну – дело мсье Каверина, ему оно должно удаться как нельзя лучше.

– И как вы себе это представляете? – насмешливо поинтересовался Алексей у Видока. – Я просто подойду к ней в коридоре и небрежным тоном справлюсь: «Скажите, милая, вы не помните, случаем, кто пристукнул вашего дедушку в 1822 году?»

Видок хищно осклабился.

– Ну зачем же так грубо, мой мальчик! Уверяю вас, вам будет куда проще выпытать нужные нам сведения, если вы будете ее допрашивать, хм, между простыней и одеялом.

Реакция присутствующих не обманула его ожиданий. Алексей застыл на месте, а Полина Степановна покраснела как маков цвет, приоткрыла рот и издала придушенный протестующий звук:

– Ах так!

Она была не на шутку задета: вместо того чтобы предложить тонкое решение вопроса, Видок предлагал пойти столь прозаическим, банальным и – будем откровенны – совершенно вульгарным путем.

– Знаете, – сказал Алексей с чувством, – много я видал разных… разных типов, но такого, как вы, – никогда!

– Именно! – поддержала его Полина, оскорбленная до глубины души.

Видок переменил тон.

– Лично мне, мой мальчик, совершенно наплевать, как вы добудете нужные сведения. Даю вам три дня. Больше я ждать не смогу – я и так потерял в Ницце чертову уйму времени.

– Три дня? – воскликнул пораженный Алексей. – Вы серьезно?

– Абсолютно, мой мальчик.

– Но это невозможно!

– Дорогой мой, – наставительно сказал Видок, – впредь обращайтесь со словами осторожнее. Когда вы говорите: «Это невозможно», вы тем самым делаете это невозможным. Скажите себе: «Возможно» – и увидите: у вас все получится. Все ведь зависит от настроя, а если вы заранее готовы к неудаче, то ясно, что у вас ни черта не выйдет. Конечно, неудачу тоже надо учитывать, но только как один из вариантов, не более. Умный человек всегда стремится выиграть, а не проиграть. Тот, кто покорно ждет проигрыша, – просто кретин… До свидания. Жду через три дня. Вас, мадемуазель, я счастлив видеть в любое время дня и ночи… особенно ночи, – добавил он с ухмылкой.

– Даже и не рассчитывайте! – возмутилась Полина. – Вы… вы прожженный негодяй, вот вы кто!

Видок в ответ только низко поклонился.

«Правильно она сказала ему в лицо, кто он такой», – помыслил Алексей Каверин.

– А вы, сударь, ничуть не лучше! – набросилась на него Полина. После чего с достоинством подобрала юбки и вышла, не попрощавшись.

«Что я-то сделал?» – изумился Алексей. Но тут Видок захохотал так, что едва не свалился с кресла.

– Не вижу ничего смешного, – проворчал задетый за живое Алексей.

– Женщины! – хохотал Видок. – Ох уж эти женщины! – Он вытер слезы, которые от смеха выступили у него на глазах, и покачал головой. – Боже мой, как было бы без них скверно на свете! С ними, конечно, не соскучишься, но без них вообще никуда.

«Вот старый мерзавец! – в сердцах размышлял Алексей, возвращаясь домой. – Что он, что Эльстон – одного поля ягоды. И почему он так уверен, что отыщет чертов бриллиант?»

Молодой человек вошел в ворота «Ла Вервен», поклонился княжне, которая покраснела при его приближении, и поднялся к себе.

Днем его навестил доктор Лабрюни.

– У вас просто поразительный организм, мсье! – объявил он. – Другой бы на вашем месте еще лежал бы в постели, а вы уже, как я слышал, вовсю гуляете по окрестностям.

«Опять эта старая доносчица Варвара постаралась, – сердито подумал Алексей. – Чтоб тебе провалиться, старая жаба!»

Обед был подан, как обычно, в красной гостиной. За столом, кроме Каверина, сидели великая княжна, «дорогая тетушка», вторая фрейлина и доктор. Полина дулась, Алексей молчал, хмурился и думал, как бы улучить момент и выудить из Жанны нужные сведения. Великая княжна робко пыталась поддержать разговор, но молодой человек не обращал на ее попытки ровным счетом никакого внимания. По счастью, доктор трещал без умолку, а Варвара Федотовна, приклеившая сегодня на лицо пару мушек в память о временах своей молодости – надо полагать, для гармонии с бородавками, – охотно подавала ему реплики.

После обеда все разошлись. Алексей в своей комнате написал краткий отчет о происшедшем для барона М. Он дал понять, что письма у Видока и что последний отдаст их в обмен на некоторые услуги. После того как Каверин закончил писать письмо, его надо было зашифровать, на что ушло несколько часов. Шифрованное донесение Алексей запечатал в конверт, а черновик и промокательную бумагу сжег. Завтра должен явиться курьер из Парижа, который привозил Александре Михайловне письма от родных, а заодно забирал послания Варвары Федотовны и письма особых агентов.

Меж тем великая княжна ушла пережидать послеполуденную жару в голубую гостиную, в которой стоял рояль. В хорошенькой головке Александры Михайловны теснилось множество вопросов. Ей хотелось знать, почему красивый офицер был за обедом так мрачен, почему он ни разу не поднял на нее глаз и даже не разговаривал со своей тетушкой, которая казалась немало обиженной.

«Все-таки он странный, – думала Александра Михайловна, заводя за ушко непокорную прядь волос. – Вызвал на дуэль Эльстона, потому что ему показалось, что тот сказал обо мне нечто неподобающее, и руку мне поцеловал, а сегодня даже смотреть на меня не хочет».

– Полина, – окликнула она фрейлину, – вы не посмотрите, что там делает наш гость?

Полина вскоре вернулась.

– Он пишет письмо, ваше высочество.

«Интересно, кому? Родных у него нет, кроме Варвары Михайловны. Может, своей невесте?»

Это открытие, бог весть отчего, не на шутку уязвило княжну.

Наступил вечер. Каверин, одетый, лежал на кровати и думал. Ему стоило только протянуть руку и дернуть за шнурок звонка, чтобы вызвать Жанну, а там бы, пожалуй, он воспользовался той тактикой, которую ему предложил Видок. Но Алексей считал себя честным человеком, и ему претило поступать таким образом.

Княжна играла на рояле что-то печальное, щемящее, нежное… Алексей и сам не заметил, как закрыл глаза и уснул.

Посреди ночи он неожиданно проснулся оттого, что заныла нанесенная Эльстоном рана. Каверин, морщась, поднялся.

Он подождал, пока рана перестанет болеть, и вышел в сад. В полумраке – ночи на юге никогда не бывают темными – смутно белели качели, и Алексей присел на них. Его внимание привлек слабый свет в одном из окон второго этажа.

Молодой человек невольно насторожился. Оставлять зажженную свечу на ночь было в те времена более чем небезопасно: пожар мог начаться от легкого ветерка. Он решительно зашагал к дому.