– Так ты позволишь преступникам остаться безнаказанными? Бессмыслица! Ты только подстрекнешь их к продолжению противоправных действий.

– У Миландро давно сложилась репутация хозяев, которые заботятся о своих работниках. И они же заботятся о правосудии, не обращаясь к местным властям. До недавнего кризиса служащие всегда знали, что мы обращаемся с ними честно и с уважением. И я обязан сейчас доказать им, что традиция жива.

– Почему ты думаешь, что они поверят тебе?

– Я вырос здесь, понимаю этих людей, а они -меня. Раньше они всегда доверяли мне, поэтому моя основная задача восстановить их доверие. А когда это произойдет, тогда уж я займусь теми, кто продолжает вставлять палки в колеса и помогает разрушать наше дело.

– Ой, что-то мне все это не нравится. Ты очень рискуешь…

– О, не больше, чем когда вызываю твою вражду, querida, – легко откликнулся Алехандро.

Слишком легко! Он, конечно, временами держится жутко властно и раздражает ее, но все-таки это ее муж, и Эрика уже осознала, как сильно привязалась к нему, дорожит им. Мысль о том, что он может оказаться в опасности, привела ее в уныние.

Раскаявшись, что вышла из себя и вспылила, она сказала:

– Тебе надо было рассказать мне все это раньше.

– Я бы предпочел не говорить вовсе. – Алехандро положил щетку на столик и обхватил руками хрупкие плечи жены. – У нас и так довольно проблем, не хотелось бы обременять тебя еще и этой ношей.

Она откинула голову назад, коснулась его широкой груди. От него веяло какой-то удивительной надежностью. Ничего странного, что служащие полагаются на него. Он излучает силу и порядочность, вызывающие доверие и уверенность в том, что все возможно.

– Участие во взаимных проблемах – это и есть смысл настоящего брака, Алехандро, – пробормотала она, закрывая глаза.

Минуту-другую он только молча массировал ей плечи, разминал шею, потом нежно провел пальцами по шее.

– Смысл брака не только в этом, mi amor, – хрипловато произнес он.

И в этих словах прозвучало такое долго сдерживаемое желание, что Эрика ощутила бешеное сердцебиение.

– Знаю, – прошептала она, взяла его руку и опустила к своей груди.

И он так собственнически, так чувственно обхватил предложенный ею спелый плод, что все тело внезапно заныло, а кровь прилила к низу живота.

Задохнувшись от наслаждения, Эрика открыла глаза, взглянула в зеркало. И встретилась с ним глазами. Он, не отрываясь, смотрел на ее отражение, зачарованный частым дыханием, порозовевшими щеками, часто пульсирующей на шее жилкой. В черных глазах горел жаркий огонь, и она поняла, что не только ее сердце рвется из груди.

Она опустила глаза и наблюдала, как мужские руки медленно двинулись вниз, расстегнули первую пуговицу, вторую, еще и еще, сняли рубашку с ее плеч и позволили ей упасть к талии. И все это время черные глаза ни на мгновение не отрывались от зеленых оценивая ощущения. Он понимал, что сводит ее с ума.

– Только не останавливайся, – взмолилась Эрика, задыхаясь.

В ответ Алехандро склонил голову, поцеловал шею, что-то прошептал на ухо. И ей уже не нужно было знать испанский, ибо он говорил с ней на языке ненасытной страсти, на языке мужчины и женщины.

Он склонился еще ниже. Губы прикоснулись к белой коже груди, потом язык нашел розовый набухший сосок, лизнул…

Эрика застонала и задвигалась на низком пуфе. Почувствовала, как восхитительное ощущение прокатилось по всему телу. Попыталась повернуться, но он прижал ее спиной к своей восставшей плоти, сдвинул рубашку еще ниже и накрыл ладонями живот.

– Алехандро… – умоляюще простонала она, потянулась рукой назад, нашла то, что хотела найти.

На этот раз застонал он – это был звериный, первобытный рык. Алехандро поднял голову и встретился в зеркале с ее глазами. Грудь его тяжело вздымалась, но сегодня он не собирался уступать ее коварству и поддаваться на уловки.

Сдвинув рубашку еще ниже, провел пальцами между длинных стройных ног. И прикоснулся. Всего один раз.

Этого было достаточно. Она содрогнулась. В глазах поплыли цветные круги и ослепили ее. Тело сжалось, расслабилось. Снова сжалось. И снова, и снова, пока ей не показалось, что она вот-вот потеряет сознание от сладостной пытки освобождения.

Но он был в ужасе от того, что произошло. Отняв руку, обнял ее за плечи, прижал к себе и держал крепко-крепко, будто боялся, что она вот-вот рассыплется.

– Не волнуйся, – прошептала Эрика, ощутив его страх, желая успокоить… и желая, честно говоря, много большего. – Со мной все хорошо.

– Нет, – ответил Алехандро неожиданно-несчастным голосом. – У меня нет права так поступать.

– У тебя есть абсолютно все права, – выдохнула она и нежно коснулась его щеки. – Я твоя жена. И то, что произошло сейчас между нами, совершенно нормально.

– Нет, – снова повторил он, отпуская ее и отступая на безопасное расстояние, подальше от искушения. – Так глупо. У тебя может случиться вы…

– У меня ничего не случится. У нас родится прекрасный здоровый малыш.

Но молодой муж угрюмо мерил шагами комнату.

– Ты… ты что-нибудь чувствуешь?

Эрика улыбнулась его вопросу, хотя понимала, что он не в настроении для легкомысленных ответов.

– Я чувствую себя удовлетворенной.

– Никаких судорог? Неудобств? Боли?

– Решительно ничего, кроме удовольствия.

– Я женился на тебе не ради секса, – мрачно заявил Алехандро. – Я женился, потому что ты носишь моего ребенка. Если ты потеряешь его, причем по моей вине…

– То что? – спросила она, внезапно похолодев, хотя секунду назад была теплой и расслабленной. – На следующий день потребуешь аннулировать брак?

– Никогда не прощу себе.

– Ну хорошо, Алехандро, – сказала Эрика, надевая рубашку и застегивая все пуговицы, – что касается беременности, то мне кажется, мы тут не властны. Природа сама о себе позаботится. И ты не должен обращаться со мной как со стеклянной вазой, готовой разбиться в любую секунду, лишь потому, что какое-то время надо побыть осторожными.

– Я не собираюсь рисковать. И говорю тебе твердо, Эрика, этого больше не повторится, пока твой врач не разрешит.

Лучше бы уж и этого не было! Та страсть, с которой он до сих пор едва справлялся, превратилась в холодную сдержанность, напоминающую ей о зимних туманах над заливом Святого Лаврентия.

Совершенно подавленная Эрика встала, прошла в ванную и едва не расплакалась. Она-то хотела отдаться ему вся, без остатка, душой и телом, и ждала того же и от него…

Разве она много просит? Разве эмоциональная щедрость, которую она готова была излить на мужа, присуща только женщинам? Мужчины не испытывают и не понимают такого?