— Знаете, — сообщил он доверительно, — Вы действительно очень опытный шпион. Я могу с уверенностью сказать это. Вы не сопротивлялись во время ареста, и Вы очень хорошо владеете собой.

Положительно мне не везло. Все, что бы я ни делал, они могли представить как подтверждение моей шпионской деятельности. Даже мое самообладание, которое я проявлял так настойчиво, работало против меня.

— И Ваша жена тоже прекрасно подготовлена, — продолжал он. — Она не кидается на пол в истерике.

— Я не шпион, — сказал я и продолжал настаивать на этом до тошноты в течение всего допроса. — Я не шпион, я не шпион!

— Не шпион? Хорошо. Посмотрим, — сказал полковник с улыбкой. И его золотые зубы блеснули. — Кстати, скоро к Вам на свидание придет Ваш сын. А пока я хотел бы вернуться к некоторым вопросам нашей прошлой беседы.

Встреча с Калебом! Это прекрасно! Но я не отреагировал. Я сидел спокойно, когда Сергадеев щелкнул выключателем около стола, чтобы в коридоре зажегся красный свет, означающий, что идет официальный допрос.

— Хотите чаю или кофе? — спросил он. Полковник не торопился приступать к делу. Это тоже прием. Затягивав процедуру, следователь изматывает и запугивает заключенного, делает его более уязвимым для оказываемого на него давления. Пребывание у Сергадеева на допросе можно было сравнить с ощущением, которое испытываешь на приеме зубного врача, когда он работает без применения анестезии.

Сергадеев взял белый фарфоровый чайник, наполнил его водой и опустил туда кипятильник. Затем подошел стене и очень осторожно воткнул вилку в розетку.

— Не беспокойтесь, я не собираюсь Вам ничего под мешивать, — заметил он.

— А я и не думал, что Вы можете это сделать, — сказал я и добавил: — Если не возражаете, я бы выпил чаю.

Сергадеев достал для меня стакан в металлическое подстаканнике и фарфоровую чашку себе для кофе. Я заметил, что он предпочитает кофе; быть может, я ш ошибся, предположив, что он имеет какое-то отношение к Средней Азии.

Пока полковник заваривал чай, я оглядел комнату. Ош была прямоугольной, примерно пять на восемь метров Стол Сергадеева стоял слева. Я сидел за длинным столом который стоял перпендикулярно к столу полковника напротив двух широко открытых окон. Отсюда можш было видеть бежевую кирпичную стену здания на друго стороне двора. Помня совет Стаса, я посмотрел на часы на стене между окнами. Было три часа сорок минут. Над столом полковника висела эмблема — серп и молот, покрашенные золотой краской и покрытые пылью. У стола со стороны окон стояли два маленьких столика. На одном был один телефон, на другом — три. На полу около них — плевательница.

С правой стороны у стены, выходящей во двор, стоял еще один стол; на нем — графин с водой и круглый поднос со стаканами. А рядом — большой книжный шкаф, забитый разного рода справочниками; включая "Советскую Военную Энциклопедию" за 1983 год. Можно было предположить, что Сергадеев постоянно имел дело с вопросами, касающимися государственной безопасности. У стены за моей спиной стояли детский столик и стул. Они выглядели здесь не к месту и странно среди массивной мебели. Только потом я узнал об их предназначении.

— Я не вызывал Вас сегодня утром, — начал Сергадеев снова, подходя к большому коричневому сейфу против его стола. Он повозился с замком, медленно открыл массивную дверь и вынул какие-то бумаги.

— Я не вызывал Вас потому, что ездил в Прокуратуру города Москвы, чтобы получить санкцию на Ваше дальнейшее пребывание под арестом. По нашему законодательству мы можем содержать подозреваемого под стражей не более 72 часов. Затем мы должны получить санкцию прокурора. Вот необходимые документы.

Он вручил мне листок белой бумаги без всякого грифа, на котором были аккуратно напечатаны обстоятельства моего ареста и стояла круглая печать Прокуратуры города Москвы.

— Рад, что Вы подняли этот вопрос, — сказал я. — Я должен убедиться в законности моего ареста. — Про себя же я подумал: "Валерий Дмитриевич, Вы должны были получить санкцию прокурора перед моим арестом, а не после него. На Западе то обстоятельство, что Вы получили эту санкцию не вовремя, свидетельствовало бы, что Вы состряпали дело в спешке. И почему одновременно не был произведен обыск в моей квартире? В машине? Почему Вы не изъяли мои личные вещи?"

Сергадеев пододвинул мне стакан с чаем и вернулся к допросу в своей обычной деловой манере.

— Вы говорите, что встретились с Мишей во Фрунзе. Расскажите мне об обстоятельствах Вашей поездки.

Я повторил подробности моего путешествия во Фрунзе вместе с Джимом Галлахером. Вопросы и ответы продолжались и повторялись, как на испорченной пластинке. Да, мы встретились с Мишей в ресторане. Нет, он был не один. Да, мы встретились с ним опять на следующий день. Некоторые вопросы не имели никакого отношения к делу, хотя я понимал, что за ними что-то кроется, так как полковник все записывал в свой блокнот.

— А как Мишина фамилия? — спросил Сергадеев.

Я запнулся на какое-то мгновение; ведь мы так редко обращаемся друг к другу по фамилии.

— Ну, говорите, говорите. Может быть Лузин? Михаил Анатольевич Лузин?..

— Может быть Лузин. Я никогда не называл его по фамилии.

Опять я попытался понять, обязан ли я Мише какой-то своей защитой. Как давно он в КГБ работает? С самого начала? Или КГБ взял его на крючок позже?

— Так. Теперь скажите, когда Миша позвонил Вам в пятницу, 29 августа, он сказал Вам — и мы это знаем… — Сергадеев сделал здесь паузу, чтобы подчеркнуть, что КГБ записал разговор, — "Это говорит Фрунзе". Почему Вы его звали Фрунзе, когда его фамилия Лузин? Я думаю, Вы понимаете, что это выглядит подозрительно. Это, я бы сказал, конспирация…

— И жена, и я называли его Фрунзе потому, что среди наших знакомых многих зовут Мишей. Таким образом мы отличали его от других. Ну и потом мы старались, чтобы» наши отношения не стали предметом внимания КГБ. Он этого не хотел.!

— И поэтому время от времени Вы спрашивали его, не обращались ли к нему люди из КГБ между вашими встречами?

Полковник смотрел на меня недоверчиво. Очевидно, что бы я ни делал, что бы ни говорил, все ему казалось подозрительным.

Чувствуя себя неспокойно, я посмотрел на часы: было почти пять.

Сергадеев смягчился:

— Ну, ладно. Продолжим в другой раз. Я обещал Вам свидание с сыном. — Он положил карандаш и встал.

* *

Мы вышли, повернули не налево, а направо, прошли мимо кабинетов, завернули за угол, миновали стенд с портретами лучших людей КГБ