— Все в порядке, дружок, — сказала она. Потрепала меня по загривку.

— Мы только осмотрим тебя, и все, — пообещал мужчина.

У них были ласковые голоса. И руки. Они подняли меня и поставили на стол. Холодный, железный.

— Ложись, ложись, песик.

Я продолжал стоять. Несмотря на стужу, я высунул язык и часто задышал.

— Ложись, тебе сразу станет лучше, — уговаривала женщина.

— Еще чуть-чуть, и освободишься отсюда, — сказал мужчина.

Женщина снова бросила на него хмурый взгляд. Не знаю почему, да и какая разница. Я думал совсем о другом. «Отсюда» значило из этой холодной комнаты или из приюта вообще? Выбраться из приюта было моим единственным желанием. Я так сосредоточенно размышлял об этом, что даже не обратил внимания, как меня аккуратно уложили на бок. Парочка действовала невероятно осторожно и ласково, они явно умели обращаться с такими, как я.

Меня все гладили и гладили, а потом оказалось, что я привязан к столу какими-то ремнями, кажется, резиновыми. Увы, я заметил это слишком поздно. Попытался вырваться, вскочить, хотя бы пошевелиться, но не смог. Тогда я залаял. Ничего другого мне не осталось, только лаять. Уголком глаза увидел, что мужчина катит к столу какую-то машинку с длинной трубкой, на конце которой — острая игла. Я залаял изо всех сил, громко-громко. Даже не услышал, как открылась дверь. Погодите, что это?

— …а здесь… О, простите, мы не знали, что вы заняты, — донесся до меня голос хозяйки приюта.

— Ничего страшного, — сказал мужчина.

— Мы зайдем позже, — произнесла хозяйка.

— Нет, — возразил другой женский голос. Я замолчал. — Мне хотелось бы посмотреть, как все происходит, — прибавила она.

Сьюзи! Сьюзи Санчес! Спиной к двери, привязанный ремнями, я не мог ее видеть.

— Мы применяем наиболее гуманные методы, — сообщила хозяйка приюта.

— На самом современном уровне, — произнес мужчина. — И пожалуйста, уберите камеру. Не надо фотографий.

— Сколько времени занимает процедура? — спросила Сьюзи.

— После того как введено внутривенное? — уточнил мужчина. — Максимум тридцать секунд.

— Даже меньше, — пояснила хозяйка.

Затем возник новый звук, глухой и низкий. Рычание. Это я рычал. Женщина в белом халате погладила меня своей ласковой рукой. Я продолжал рычать.

— Они всегда так сопротивляются? — спросила Сьюзи.

— Я бы не сказала, что сопротивляются, — ответила хозяйка. — Просто для них здесь все непривычно, вот они и реагируют.

В этот момент я ощутил резкий укол в бедро.

— А теперь откроем вот этот небольшой клапан и…

— Подождите, — воскликнула Сьюзи, — кажется, я его знаю!

— Пса? — не понял мужчина.

— Да-да, пса. Откуда он взялся?

— Откуда-то из пустыни, чуть ли не из Нью-Мексико, — сказала хозяйка приюта. — Его привезли байкеры. Ни бирки, ни ошейника.

Я услышал быстро приближающиеся шаги и наконец увидал Сьюзи. Сьюзи! Озабоченно прищурившись, она посмотрела на меня:

— Чет, это ты?

Что за вопрос! Мне ведь не нужно разглядывать бирку на шее Сьюзи, чтобы узнать ее!

Ремни крепко держали меня, не давая сделать ни одного движения. Да, да, это я, Чет, просто Чет! Как же мне… А! Хвост! Я же могу шевелить хвостом! Я замолотил хвостом по столу изо всей мочи, сотрясая всю эту ледяную комнату.

— Уберите клапан, — сказала Сьюзи.

Я ехал в машине Сьюзи, на сиденье переднего пассажира. Между нами стояла коробка собачьих галет. Иногда Сьюзи угощала меня, порой я наклонялся к ней, чтобы лизнуть в щеку.

— Как ты оказался в такой дали? — спросила она. — И где Берни?

Я снова лизнул ее, не придумав ничего лучше.

— Прекрати, — расхохоталась она, — иначе мы попадем в аварию.

Я прекратил. Почти. Сьюзи пахла фруктами — яблоками и земляникой. Нюхать фрукты мне нравилось больше, чем их есть. Для человека Сьюзи пахла просто замечательно, я бы занес ее запах в число лучших. К нему примешивались цветочные оттенки, знаете, такие маленькие желтые цветочки, на которых пчелы… Только не спрашивайте меня про пчел! С меня хватило и того…

Я вдруг подумал про Мэдисон. Вспомнил, как она глядела на меня из окошка сарая, вспомнил тех нехороших людей. Обернулся и посмотрел в зеркало заднего вида.

Сьюзи тоже бросила взгляд в зеркало.

— Что там такое, Чет? — спросила она.

В зеркале, как обычно, отражались только машины.

— Готова поклясться, тебе в голову пришла мысль. Дорого бы я дала, чтобы узнать какая.

Мои уши встали торчком, как-то сами по себе. Сьюзи протянула мне галету. Вкусную, хрустящую. Интересно, где она их покупает? Я попытался растянуть удовольствие, но, как всегда, проглотил угощение одним махом. Высунул нос в окно. Множество великолепных запахов проносилось мимо с такой скоростью, что я едва успевал их различать. Низко над землей пролетела птица. Птиц я не люблю, но еще ни разу не сумел поймать хоть одну. А вот у кошек, например, это получается легко, словно играючи, сам видел. Я гавкнул на противную птицу, только она не услышала. Гавкнул еще несколько раз. Здорово, когда занят делом! Бывает ли у кого жизнь слаще моей? Нет и нет!

— Чет, что случилось?

Выяснилось, что я зачем-то скребу лапами приборную панель. Ой, кажется, даже слегка поцарапал.

— Между прочим, это кожа.

Конечно, я знал, прекрасно знал, что это кожа, чувствовал ее запах, вкус и шероховатость. Мне стало стыдно, но ненадолго. Шероховатость, запах и вкус кожи — и все это потрясающее! — полностью захватили мое внимание, пришлось бороться с искушением еще немного поскрести приборную доску.

Дорога петляла вдоль горного склона. Сверху была видна равнина, сплошь застроенная — до самого горизонта, на котором темнели затянутые дымкой скалы — человеком.

— Сегодня воздух не слишком грязный, — заметила Сьюзи. — По-настоящему видно, почему долину Хейвенли-Вэлли называют Долиной.

Ну и почему? Не понял. Зато знаю, что там, в долине, мой дом. Я чуть подался вперед. Мы спустились, свернули на скоростную автомагистраль и попали в пробку. Берни очень злится, когда попадает в пробки, что-то бормочет себе под нос и иногда хлопает ладонями по рулю. Сьюзи, наоборот, держалась совершенно спокойно — насвистывала какую-то мелодию (я часто слышал, как свистят мужчины, но свист в исполнении женщины — это что-то новенькое) и время от времени мне улыбалась. Мы с Сьюзи отлично ладили.

Она как раз угостила меня последней галетой, когда я разглядел знакомую деревянную статую ковбоя перед пабом «Сухая балка». Этот паб — одно из любимых заведений Берни. Мне тоже там нравится. Сзади у них открытая терраса, где мне и моим соплеменникам часто перепадает что-нибудь вкусненькое. Остатки еды на полутеррасы — ах, лучше не вспоминать.