Исполняя приказ штаба группировки, пехота, в большинстве своем и так ослабленная сидением в лагерях на голодном пайке, почти без теплых вещей, пешедралом добиралась до места сбора и атаки на врага. По-другому никак не получалось. Техники и лошадей на всех не хватало. Больше повезло тем, кто был в ударных частях и десантных партиях бронепоездов, их к месту боя доставляли. Вот только за относительный комфорт им приходилось платить своей кровью. Потери у них были куда больше, чем у остальных. Один бой за Вилейку чего только стоил. Не зря там немецкий комендант свой хлеб ел.

За то время, что мы собирались с силами, он оборону городка значительно усилил. Было подготовлено значительное количество ДЗОТов, часть домов была превращена в огневые точки, соединенные между собой подземными ходами. Железная дорога была заблокирована разбитыми вагонами и заминирована. На прямую наводку стояли трофейные орудия. Несение службы гарнизоном было переведено на усиленный режим. Наши разведчики и партизаны много сделали для вскрытия обороны врага, но и враг не дремал. Он своевременно вскрыл нашу подготовку к наступлению. Как ни прискорбно об этом говорить, но помогли ему в этом перебежчики и дезертиры. К концу января гарнизон городка был увеличен на еще один батальон вспомогательной полиции, дивизион ПТО, роту средних танков. Правда, гитлеровцам это не сильно помогло. Тем не менее бой был очень тяжелым. Десант, на рассвете высаженный с бронепоездов, поддерживаемый артиллерией, на подступах к городку был встречен организованной системой пулеметного огня, контратаками пехоты, поддержанной танками. Никогда уже не забыть тот плотный минометный огонь, который обрушивали на нас, не жалея мин, вражеские минометчики. Пришлось закапываться в снег и отражать атаку врага. Отбиться удалось, используя артиллерию бронепоездов и РПГ. Спешить с вводом в бой танкистов я не стал. Рано, еще не все козыри были использованы. Еще ночью мной в обход городка был послан лыжный батальон. Он должен был скрытно обойти Вилейку и ударить с тыла. Бой длился уже более часа, когда от командира лыжного батальона поступило сообщение о том, что его подразделения выполнили приказ и ворвались в городок с тыла. Поддерживая лыжников, мы атаковали с фронта, бросив в бой танковый батальон и штурмовую пехоту. Каким бы ни был плотным огонь врага, но мы ворвались на улицы. Противник сопротивлялся ожесточенно, пытался контратаковать, гарнизоны ДЗОТов дрались до конца. В уличных боях очень помогли РПГ, огнеметы и танки, поддерживавшие «штурмовиков». В ряде мест дело дошло до рукопашной, когда полицаи, контратакуя, пошли в штыковую. Даже мой штаб пришлось задействовать в отражении одной из таких контратак, когда гитлеровцы прорвались в тыл одному из моих штурмовых подразделений и напоролись на нас. Не отступать же нам было. Бой в городке закончился лишь с наступлением темноты. Пленных не было. Уж в темноте, разбирая документы убитых гитлеровцев, установили, что в большинстве своем против нас сражались наши же бывшие сограждане. Командовал ими, кстати, лейтенант Вермахта, тоже наш «бывший». С «бывшими» мы встречались на всем протяжении пути, пока шли к Крулевщине, а затем на Лепель. Немцев-то всего пару раз и встречали, но легче нам от этого не стало. «Свои» дрались куда ожесточеннее, знали, что от нас им пощады не будет. От Минска до Лепеля – чуть больше 215 километров пути, в мирное время можно на машине всего часов за шесть проехать. Да вот только на дворе война, зима, и путь к конечному пункту составил в общей сложности неделю. Дрались, считай, за каждую деревню, за каждую высоту у дорог.

То, что я ввязался в очередную авантюру, мне было понятно с первых же часов проработки операции. Вроде бы все было понятно: вот немецкие и гитлеровские гарнизоны, и их требуется разгромить. Вот лагеря для военнопленных, и их надо освободить. Вот железная и автомобильные дороги, по которым надо двигаться и удерживать. Вот расчет сил и средств, которые выделяются для выполнения всего вышесказанного. Вроде все ясно и понятно, только вот чуйка не отпускала и за сердце брала, предвещая неприятности. В принципе, так и оказалось. Одна Крулевщина чего стоила. Три раза пришлось ее брать с боем. Не оправдалась надежда и на взятие Глубокого. Туда пришлось отправлять три из десяти бронепоездов Сафонова, еще два ушли на Полоцк, да вернулись несолоно хлебавши, при этом получив повреждение одного из паровозов и пары площадок с танками. Сафонов, заняв пару станций, увяз на подступах к Глубокому. Там нас ждал комитет по встрече, с артиллерией, танками и кучей пехоты. Да не простой, а «заморской». Норвеги, даны, финны всякие там обитали, не считая литовцев и латышей с поляками. В районе Березино пересеклись с ротой французов из «Легиона французских добровольцев», переброшенной из Витебска на усиление гитлеровского гарнизона. Ну и накостыляли им, а то «ходют тут всякие».

Да и в других местах не лучше было, из боев почти и не вылазили. Боеприпасов пожгли кучу, запасы восполняли только за счет противника, а у них самих он был не очень большой. Вообще, у меня на этом фоне сложилось мнение, что немцы «гитлеровцам» не сильно доверяют, раз снабжают боеприпасами в таком малом количестве и в основном с наших бывших складов. У гитлеровцев все вооружение было наше – советское, что стрелковка, что артиллерия, что танки. Редко можно было увидеть у полицаев МГ или МР, и то это были либо литовские, либо латышские подразделения. Они и форму отличную от остальных полицаев носили – немецкую…

Нет, все-таки почему так тихо? И почему голова не поворачивается. Заклинило? Отчего? Я себя вроде неплохо чувствую. Вроде ничего не болит, а вот двигаться не могу, словно в коконе нахожусь. Что это такое творится, а? Вообще, где я? Ну не помню я таких стен ни в штабе группировки, ни в других присутственных местах, в которых бывал. Перстень, сволочь этакая, молчит, даже не светится! Или, может быть, я его просто не вижу? И ведь голову даже не то что поднять, но и повернуть в нужную сторону не получается! Словно меня паралич сковал. Вот ведь хреново-то! А может быть, я снова переместился во времени и пространстве? Попал в очередное тело? Э, я так не согласен! Я назад в свое, то есть не в свое, а в тело Седова хочу! Мне еще немного повоевать надо, там как раз моя помощь нужна!!! Блин, хоть бы кто появился! Помог прояснить, где я и что со мной происходит!

Я же все ясно помню. После взятия села Поплавки, что на подступах к городу Лепель, меня на доклад в село Закаливье вызвал прилетевший из Минска полковник из оперативного отдела штаба Болдина. Ближе сесть у них не получилось. В принципе, правильно сделал, что там сел. Площадка там была подготовленная, хорошо укрепленная и с гарнизоном из легкораненых. Бои с немцами и «гитлеровцами» на подступах к городу все еще шли, а в Закаливье мы поместили эвакопункт, откуда транспортными самолетами перебрасывали раненых или в Докшицы, или в Минск. Увы, за линию фронта это сделать пока не получалось. Люфты совсем оборзели. Действуя с аэродромов Витебска и Лепеля, они не давали возможности летать за линию фронта. Тут-то до него всего-то чуть больше двух сотен километров осталось, но даже по ночам этого сделать не получается. Мы уже два транспортника потеряли, что пытались на высоте прорваться. Ниже к земле опускаться нельзя, немецкая пехота из своих «пукалок» обстреливает борта. Своей истребительной авиации, чтобы сопровождать транспортники и прикрывать войска, у нас пока здесь не было. Вот и получается, что через Минск отправлять раненых проще и надежнее.