– Тогда скажи своим – пусть несут сюда шкуры. Только без утайки, сам проверю.

Чухонцы разошлись по жилищам с унылым видом – шкуры убитых зверей приносили им основной доход. Но все шкурки были со зверя летнего, не самого лучшего. Самый ценный мех – густой, пушистый, с подшёрстком – был зимой, и за него давали самую большую цену. Однако и сопротивляться бесполезно: чужаков больше, и они вооружены хорошо. Мужчин могут убить, и тогда племя вымрет.

Понемногу чухонцы возвращались из своих избушек на «курьих ножках» и несли с собой связки шкурок. Здесь были заячьи, и куньи, и соболиные; несколько – росомахи, волчьи и одна медвежья.

Груда мехов на маленькой площадке в центре росла.

Наконец явился последний и швырнул шкурки песца.

Старшина деревни обвёл мужчин глазами:

– Все тут.

– Проверим. Идём со мной.

Пока они досматривали дома, Мефодий стал раскладывать шкурки на четыре равные доли – сначала заячьи, потом лисьи, куньи и все остальные. Застопорился на медвежьей. Из неё, коли выделка хорошая, славная накидка для саней получается, ни один мороз такую не проберёт.

Посомневавшись, Мефодий кинул её в свою кучу.

Остальные ушкуйники возмутились сразу:

– Уговор был – поровну, по чести делить!

– Мне что, шкуру резать, портить?

– А коли ты себе медвежью взял, нам лисьи дай, или росомахи.

Пришлось Мефодию делить по совести.

Потом ушкуйники начали сносить шкурки на берег.

К тому времени кормчие уже перегнали ушкуи поближе к лодочным причалам. Вот почему они оставались на своих судах! Видимо, тактика сия была отработана уже давно.

Воины со смешками стали перетаскивать шкурки на кораблики. Мех – груз лёгкий, но объёмный, и сразу заполнил собой много места.

Укладываться решили позже, сейчас важно было побыстрее покинуть деревню.

Как только вернулся Евстафий и развёл руками – мол, всё выгребли, подчистую, тут же отчалили.

Отойдя вдоль берега на полчаса хода, причалили и стали укладывать трофеи в трюмы.

На трёх больших ушкуях, морских, с этим было проще. На носу и корме трюмы были, а на ушкуе Корнея был лишь один небольшой трюм, на корме. Корней сам заталкивал шкурки в кожаные мешки – они хорошо предохраняли груз от сырости – и укладывал их в трюм. Потом выпрямился и отряхнул ладони:

– С почином вас, братия! Мыслю я, по золотой деньге каждый из вас себе добыл.

Ох, не стоило Корнею произносить эти слова, делить шкуру ещё не убитого медведя.

С ветки дерева слетел ворон и уселся на носу ушкуя. Алексей подкормил его кусочком сухой лепёшки.

– Гнал бы ты его, колдовская птица! – посоветовал Корней.

– Пусть сидит, не объест. Всё живность, – отозвался Алексей.

Набег на деревню ему не понравился – душа претила заниматься грабежом беззащитных людей. Он был гоплитом, катафрактом, служил Византии и Владимиру Мономаху. Фактически, находясь на службе Империи или княжества, он защищал интересы не только власть имущих, но и простого народа. Даже крестоносцем был – и везде защищал веру христианскую, православную. А нынче? Ни страны за ним, ни веры. Муторно на душе. Не так он думал на кусок хлеба зарабатывать. Конечно, время сейчас такое, жёсткое, и окружающие не видят ничего зазорного в том, чтобы время от времени грабить соседей. А с волками жить – по-волчьи выть. Иначе уходить с ушкуя надо. Тут в согласии с душой и моральными принципами жить не будешь.

На судах подняли паруса, и они направились на север, вдоль побережья.

Ушкуйники были рады, довольно и возбуждённо хлопали друг друга по плечам. Поход только начался, потерь среди корабельщиков нет, трюм мехами полон – чего унывать? Простые люди, простые желания.

К вечеру они загнали ушкуи в небольшой затон. За ветвями деревьев, стоящих на берегу, вход в укромную гавань был не виден.

Четыре ушкуя почти заполнили собой весь затон. С берега по палубам можно было перебежать на другой берег.

На ночь выставили двух дозорных – всё-таки они на чужой земле. В походах службу несли исправно, за лень и нерадение наказывали строго.

Алексей, по обыкновению, улёгся на носу, накрылся кафтаном. Даже летом у саамов не жарко, а ночью с воды тянет промозглой сыростью.

Уснул он быстро, как привык со времени службы в армии, пользуясь свободным временем. И приснился ему странный сон.

Ворон, слетевший с носа ушкуя и севший рядом с ним, вдруг увеличился в размерах, принял человеческий облик, и Алексей сразу узнал его лицо – Острис!

– Что, не узнал меня в новом теле? А ведь это я, твой старый друг и побратим.

– Ты же человеком был, варвар!

– А разве ты не слышал о переселении душ? Я уже триста лет живу в теле ворона.

– Как ты меня нашёл?

– То мне неведомо. Просто потянуло что-то из родных краёв. Если ты ещё помнишь, я из готов.

Алексей хотел ответить, да ушкуй качнуло волной, и он проснулся. Ворон сидел рядом. Так сон это был или явь? Ведь к нему никогда никакая живность не липла, в руки не давалась. А этот ворон сам прилетел, с руки ест. Ох, неспроста всё это!

Алексей повертелся на досках, устраиваясь поудобнее, потом открыл глаза. Ворон, сам чёрный, был едва виден в темноте, и Алексею стало не по себе. В мистику он не очень верил, но как тогда расценить увиденное?

Утром над водой заклубилась дымка, впрочем – ветер её быстро разогнал.

Кормчий плеснул ушкуйникам по кружке вина для согрева и поднятия настроения.

Алексей присел на борт и обратил внимание, что ворон смотрит в его кружку. Он поднёс птице кружку. Та глянула одним глазом в ёмкость, а потом запустила туда свой клюв.

Чтобы ворон вино пил? Ушкуйники замерли в нелепых позах, удивлённые невиданным доселе представлением.

Ворон задрал вверх клюв, проглотил вино и потом крикнул явственно:

– Дрррянь!

Смеялись до упаду все: вино и в самом деле было не виноградное, а яблочное, скорее – сидр.

После завтрака всухомятку – чёрствыми лепёшками и салом – снова двинулись в путь. Шли кильватерной колонной.

Кормчий оглядел берега.

– Скоро город, готовьтесь, парни.

А чего готовиться? У каждого оружие под рукой. У кого шлемы были да кольчуги – те натянули.

Алексей из защиты только щит имел, а вот хорошим оружием – шлемом, бахтерцом или кольчугой – не обзавёлся. Их надо снять с убитого врага или купить у оружейника в лавке, продав перед тем добытые трофеи. Куда ни кинь, всюду деньги потребны. Вот и получается, что деньги правят миром.