– Не бойся, – прошептал Брут, пока громадная тварь, не меньше медведя, обнюхивала Хому.

От страха и от этого нестерпимого запаха даже не псины, а какой-то погибели у Хомы кружилась голова и свело живот, и как только пёс отошёл, Хома не выдержал и обмочился. Он этого даже не понял, зато пёс сразу остановился и повёл мордой в его сторону. Но Брут взял брата за руку, и свирепый огонёк в глазах пса погас. Будто сбитая с толку, тварь заковыляла прочь.

Брут был рождён особенным. Именно поэтому ещё подростками они научились бродить дорожками, закрытыми для живых. Что весьма способствовало избранному ими ремеслу. Но секрет Брута был смертельно опасен. Примерно раз в месяц его кожа становилась белее бумаги, и в такие моменты с ним происходило много всего, что поначалу очень пугало и беспокоило Хому. Потом он и к этому привык. Да только от людей эту тайну требовалось стеречь как зеницу ока, вот и пришлось братьям уйти подальше от добрых людей. И стать фаворитами луны. Вольная жизнь им была по душе. А потом Бруту пришло в голову сконструировать их удивительную лодку, уж точно лучшую и самую мобильную на канале. Идея посетила его в страшном месте, куда псы Пустых земель приходили умирать.

– Они больше тебя не тронут, даже если ты окажешься один, – задумчиво сказал тогда Брут. – Внутри лодки ты будешь в безопасности, запомни это, Хома.

Брут предложил смастерить лодку, обтянув каркас кожей псов Пустых земель. Твёрдая настолько, что не каждая пуля брала; она вдобавок после просушки оказалась непромокаемой и очень лёгкой.

– Красиво, конечно, – с сомнением нахмурился Хома. – Только эту лодочку опрокинет первой же волной.

– Не опрокинет, – возразил Брут. – Их будет две. Соединим прочными шестами, чтоб можно было быстро крепить. Будет устойчиво. В одной лодке мы с тобой, в другой – поклажа, товар да барахло. Главное, чтобы быстро собирались и разбирались: лодочки-то невесомые, по одной легко будет обносить по суше разные препятствия, плотины или если срочно понадобится укрыться… Смекаешь?

Хома удивлённо захлопал глазами. Потом с уважением кивнул. На прикидку идея была блестящей.

– Я такое на одной картинке видел, – вспомнил он. – Катамаран называется.

Брут лишь пожал плечами.

Катамаран действительно получился сверхустойчивый и показал отличный ход. Лучшей лодки для кочевой жизни не придумать. В прибрежной полосе Пустых земель, в невидимых протоках вдоль всей цепи водохранилищ они организовали себе несколько надёжных стоянок, псы и Дикие пока не разграбили ни одной из них, а никому из людей в Пироговском братстве даже в голову не пришло сунуть нос в Пустые земли. Говорят, крайне редко там можно было наткнуться на гидов, но до сих пор им не встретился ни один из этих странных и опасных бродяг. Даже тяжело гружённая, лодка легко выбрасывалась на берег, разбиралась в считаные минуты, и поклажа волоком переносилась по земле. И конечно, никому бы в голову не пришло, что кто-то решится построить лодку из кожи псов, таящейся напасти, тёмной смерти, поджидающей на границе непересекаемых миров. А Хома внутри лодки и вправду оказался защищённым. Даже когда Брута не было рядом. И даже ночью, посреди стоянки, когда он слышал приближающиеся шорохи, ворчливый лай псов, похожий на хохот безумных, голоса и прочие звуки, от которых в жилах стыла кровь.

Со временем Хома привык ко всему этому и перестал обращать внимание. И полюбил их лодку, катамаран, как дом родной. И боготворил Брута, его удивительного младшего братишку.

И вот оказалось, что монах, брат Фёкл, был таким же. И вот оказалось, что из-за этих чужих, совершенно незнакомых людей их счастливой, прекрасно налаженной вольной жизни – «нас всё это не касается!» – приходит конец. Потому что если было на раздольных просторах место, от которого даже Брут старался держаться подальше, то это левый берег канала между Икшинским и Пестовским морем, куда они сейчас держали путь. И всё из-за чёртова монаха – это его посмертная воля гнала Брута в гиблое место, облюбованное призраками и их чёрным хозяином. Ну, может, ещё из-за девчонки…

– Братец, – позвал Хома.

– Осталось уже недолго, – откликнулся тот. Что-то в голосе его надломилось, проклятый яд нехотя, по капле покидал тело брата. А ещё близилась перемена.

«Интересно, а как монах справлялся с этими их приступами? – подумал Хома, вяло загребая веслом. – Как таил секрет от добрых людей? Когда белела, что полотно, кожа, когда говорил разными голосами и рисовал прелестные, точно живые, но очень опасные картинки? Скрывался на несколько дней в своей келье якобы для уединённой молитвы?! Видимо, так, как ещё…»

И всё же когда вдалеке на поверхности воды появилась тень, Хома не особенно встревожился. Говорят, когда-то давно обитало в этих водах гораздо более грозное чудовище. И его даже использовали враги для нападения на Пироговское братство. Прозванное «Тенью», оно умело издавать какие-то не воспринимаемые ухом звуки, которые иссушали сердца людей страхом ещё прежде, чем чудовище появится. Однако хитроумные капитаны вроде бы не без помощи тайного зелья, что противостояло хищным звукам, разбили врагов и отогнали Тень куда-то далеко, в сторону Строгинской поймы. Она и скрылась, а рассказы о славной Клязьминской битве до сих пор можно услышать в трактирах Пирогова. Словом, чудовище ушло. Здесь же, в Пестово, осталась его младшая сестра. Обычно она не трогала проходящие лодки, – в этих водах полно уродливых монстров помельче, чтобы ей охотиться, – в редких случаях довольствовалась сброшенными в воду окровавленными свиными тушами. Катамаран же Озёрных братцев она, как и псы, вообще оставляла без внимания. Поэтому когда тёмное пятно на поверхности воды быстро заскользило в их сторону, Хома был не напуган, а, скорее, удивлён:

– Бр-у-ут, чего это она? Брут?!

Младший братишка сидел за спиной, закатив глаза, весло безвольно билось о воду, готовое вырваться из руки, а его кожа местами начала белеть.

– Брут… Нет! – Хома ухватил брата за плечо и начал трясти. – Не-ет, ещё рано. Сопротивляйся, Брут.

Тот непонимающе посмотрел на него и монотонно произнёс:

– Седьмой капитан…

И глаза его снова стали закатываться.

– Ну, нет же, Брут! – завопил Хома и стал хлестать брата по щекам. – Держись, сопротивляйся, ещё почти неделя, Брут… Целая неделя! Чёрт… – Он оглянулся. Тёмного пятна впереди не было. Возможно, оставила их в покое… Потом он увидел скользящую тень сбоку и гораздо ближе к лодке. И почувствовал, что его кожа стала «гусиной». Раздался плеск, из воды появился чёрный бок. Огромный, изъеденный язвами. И плавно ушёл обратно. Стало тихо.

– Брут, – автоматически прошептал Хома. – Брутик, пожалуйста.

Он взял брата за руку. Холодная, пальцы до половины уже побелели.

– Пожалуйста… Как же так, Брут?

Брат задрожал, клацнув челюстями, белизна стала отступать.

«Это всё из-за яда, – подумал Хома. – Из-за чёртовой книги. И перемена пришла раньше. И он застрял в ней: ни туда, ни сюда. Плохо дело».