– Н-назар, перестань. Ты меня пугаешь. Правда.

– Тебя не я пугаю, лялька, ты трусишь, что тебе со мною понравится.

– Нет! – с силой сжимает между бедрами мою нахальную руку.

– Нет? Проверим?

Да. Это то, что называется «взять на понт». С взрослой женщиной этот прием ни за что не сработал бы. Но Лала совсем девчонка. Ей не хватает мудрости принять тот факт, что некоторые партии лучше проигрывать.

Я с усилием веду рукой выше, и… она поддается. Боже мой. Бо-же… мой… Мягкая, влажная. Очень пугливая.

– И ничего я не боюсь! – задирает нос.

– А нечего бояться, кукла. Сегодня все для тебя, помнишь? – не отводя взгляда, большим пальцем массирую бугорок клитора. У Лалы закатываются глаза и поджимаются пальчики на ногах. Даже просто наблюдать за ней – кайф. Я хотел ее эмоций? Вот они. Сладкие…

– Хочешь полетать? Как в наш первый раз? Хочешь?

Ее дыхание сбивается. Хотя она и до этого дышала неровно. Заводят детку разговоры? Меня тоже, Лала… Меня тоже. Прижимаюсь к внутренней стороне бедра щекой. Она дергается. Девочка у меня нежная, а я колючий. Трусь, глядя в ее глаза.

– Смотри, какая ты чувствительная. Кайф, да?

Да. Я ничего красивей не видел. Ее – расхристанной, с откинутой на спинку кресла головой. В волосах, что укрывают покрывалом. Меня штормит. У меня все внутри сводит, и искры перед глазами вспыхивают. Я мечтаю, как доберусь до нее и оттрахаю, как хочется, заставляя ее кричать. А пока…

– Выбирай. Пальцами или ртом? – неожиданно даже для себя предлагаю я. Никогда не был особенным поклонником куни, скорее даже, напротив. А тут слюни текут, так ей отлизать хочется. Потому что это будет вкусно. Но я же, мать его, решил двигаться вперед постепенно! А она упрямо молчит. Я медленно ввожу один палец внутрь, где так тесно, что больше и не надо. Лала кончает неожиданно громко и сильно. Дрожит в моих руках. И я дрожу, хоть и не кончил. Меня колбасит чувство собственничества. Чуть сгибаю палец внутри. Будто ловлю ее на крючок. Никому не отдам. Никогда. Мое…

– Не понравилось? – шепчу ласково.

– Нет.

– Я так и подумал.

ГЛАВА 13

ГЛАВА 13

Доктор, ты вряд ли сможешь помочь мне, Он в меня выстрелил слишком точно…

«Кислород» Mary Gu

Лала

В кои веки в Дубае пасмурно. Но я сижу на открытой террасе ресторана в солнцезащитных очках, которые не сниму ни за что в жизни, даже если случится солнечное затмение. Трусливо? Может быть. Но я не могу посмотреть в глаза этому гаду! А он сидит, блин, довольный, как майский жук, и, насмешливо на меня глядя, попивает свой чертов кофе.

Мой же взгляд скользит по столу. Сначала по своей тарелке с наваленными на нее в хаотичном порядке блинчиками, вафлями, панкейками, щедро политыми топингом и присыпанными ягодами. Потом по тарелке мужа. То, что в спутники жизни мне достался самый настоящий маньяк, я с недавних пор в курсе. Его тарелка – просто лишнее подтверждение тому, что он больной на всю голову педант. Какой нормальный мужик будет так заморачиваться с подачей, накладывая себе еду? А Назар, блин, заморочился. У него все, как в мишленовском ресторане. Идеальные кружочки глазуньи, украшенные свежайшим побегом горошка, соседствуют с каким-то салатом, листья которого Звягинцев несколько раз поправил, прежде чем картинка стала идеальной, на его искушенный взгляд. Бекон свернут аккуратным рулетиком. Рядом с беконом – помидорка черри и несколько крупных оливок. Мазок соуса украшает край тарелки. И по тому, как Назар на него поглядывает, понятно, что он недоволен, как этот самый мазок лег. Хмыкнув, перевожу взгляд дальше. На отдельной тарелке возлежат ломтик поджаренного цельнозернового хлеба, кусочек масла и два кубика сыра, расположенных симметрично друг другу. И это Назар сам так все выложил. Может, зря я его потащила в общий ресторан на фуршет? Позавтракали бы на вилле, я бы и знать не знала о компульсиях мужа. А сейчас прямо тревожно.

С остервенением распиливаю блинчик, макаю в сгущенку и сую в рот. М-м-м. Не помню, когда была такой голодной. Неужели я за вчера потратила столько калорий? Закашливаюсь, некстати вспомнив, что было.

– Все в порядке? – белозубо улыбается Звягинцев.

– Мхм, – бурчу я. Назар опускает взгляд в мою тарелку и морщится. – Что не так? – тут же напрягаюсь я, готовая с ножом в руке отстаивать свои пищевые пристрастия. Столовым ножом, но все же.

– Столько углеводов на завтрак? Серьезно?

– А что? Ты хочешь их мне запретить?

– Нет. Просто знаешь как говорил апостол Павел? Все мне позволительно, но не все мне полезно.

– Возможно, он говорил не о еде, а о… – осекаюсь, как-то быстро растеряв смелость.

– Да ты продолжай, очень интересно.

– Возможно, он говорил о других… хм, удовольствиях, – складываю губы в сладкую обманчиво невинную улыбку. Пусть не думает, что я простила – так легко его простила. И близко нет. По своей сути я довольно злопамятна. А он меня очень ранил. Я пока не могу найти в себе ответ, почему, но не могу не отметить самого факта.

– Обожаю, когда ты ревнуешь.

– Даже не мечтай, – я закатываю глаза, а ему хоть бы хны. Сидит, лыбится. Никогда не видела, чтобы он так много улыбался. Определённо ему доставляют удовольствие мои страдания. Может, он не только педант, но и садист. Веселенькое комбо.

– С тобой совершенно невозможно разговаривать.

– Почему же? Можем поговорить о чем-то отстраненном.

– Например?

– Ты всегда ешь на завтрак яйца. Не надоедает?

– Нет. Это полезно для фигуры.

– Я ем блинчики со сгущенкой, и на фигуру не жалуюсь, – облизываю ложку, не сразу сообразив, как это нехитрое действие отразится на моем муже. И снова давлюсь… Потому что его взгляд загорается сбивающей с ног чувственностью. О, черт. Зря я взялась с ним флиртовать. Он преподавал там, где я училась.

– Тебе восемнадцать, Лала. После тридцати держать форму с каждым годом сложней.

– Ах да. Прости. Все время забываю, что ты меня почти в два раза старше.

– Спасибо за комплимент, девочка. Я очень