Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я лишь обрывочно помню себя и свою жизнь перед экспериментом с амнезией. Все, что знаю, я прочитала в документах, которые украла из архива перед побегом.
«Значит, вот откуда у нее резюме. Из клиники».
– Почему вы сбежали? – спросил он.
– Причиной были вы.
– Я?
– Наверняка вам объяснили фазовый принцип эксперимента. В первой фазе стираются ваши воспоминания. Во второй фазе вас снова загружают приятными событиями, которые вы ни за что не хотели бы забыть. А в самом конце вы получаете новую идентичность.
– Да, я это помню, – с сарказмом рассмеялся он. – Тогда почему вы это еще помните, если в вашей памяти уже имеются такие большие пробелы?
Эмма схватилась за гортань и снова откашлялась.
– После побега я рылась в Интернете, есть много блогов, которые описывают подобные эксперименты с амнезией. – Марк недоверчиво поднял брови, но она невозмутимо продолжила: – Я находилась в начале второй фазы, когда подслушала разговор профессора Бляйбтроя с другим мужчиной.
– О чем они говорили?
– О вас.
Марк вопросительно указал обоими большими пальцами на себя, и Эмма кивнула.
– Бляйбтрой громко спорил со своим собеседником. Речь шла о некоем Марке Лукасе, который должен был попасть к нему на лечение, но Бляйбтрой энергично отказывался.
«Бляйбтрой не хотел меня лечить? Тогда почему он нагнал меня на своем лимузине?»
– Кто был этот другой? – спросил Марк.
– Не знаю. Они были за матовой дверью, которая отделяла помещение от смотрового кабинета, где находилась я. Санитар привел меня туда слишком рано, и они не знали, что я жду в соседней комнате.
– Что они еще говорили?
– Они говорили о ложном объявлении, на которое вас поймали, чтобы еще раз подвергнуть терапии.
– Еще раз?
– Да, но на этот раз все должно быть сделано правильно.
«Что? Что должно быть сделано? И почему?»
Эмма не позволила ему додумать эту мысль, а заговорила дальше:
– Бляйбтрой до смерти испугался, когда увидел меня. И тут же загородил того мужчину, чтобы я не смогла рассмотреть его лица. И тогда я поняла, что дело здесь нечисто.
– И сбежали?
– Такая возможность представилась уже на следующий день. Я стащила халат уборщицы. – Эмма презрительно посмотрела на свое тело. – Я и так больше похожа на уборщицу, чем на переводчика. Это было проще простого.
– Но до этого вы еще прихватили свою папку с документами?
Эмма кивнула:
– Да, из архива. Счастливое стечение обстоятельств, что наши фамилии оказались рядом. Людвиг – Лукас. В моей папке была еще парковочная карта и ключ от моего автомобиля. Но в вашей, кроме этой регистрационной анкеты, – ничего.
Она указала на формуляр, который до этого забрала у Марка и который теперь лежал на кровати рядом со справочником по нейропсихологии. Марк схватился за затылок.
– Но почему? Я все еще ничего не понимаю. Кому нужны мои воспоминания? Почему меня хотят свести с ума?
Глаза Эммы округлились, и она с надеждой посмотрела на него, как экзаменатор, который наконец-то дождался от своего ученика правильного ответа.
– Именно об этом я вас и спрашиваю. Какое смертельное знание вы носите в себе и не можете вспомнить?
– Смертельное?
Она глубоко выдохнула.
– Да, а вы думаете, почему я в бегах? Мы в большой опасности. Мы носим в себе какую-то тайну, которую должны забыть. Наши противники намного могущественнее нас. Но вместе мы, возможно, справимся.
– Справимся с чем?
– Выясним, что они хотят сделать с нами или уже сделали. Потом задокументируем это и выложим доказательства в Интернете. Мы предадим огласке жуткую правду.
Марк посмотрел на свои наручные часы и не в первый раз задался вопросом, когда же зазвонит будильник и этот кошмар закончится.
– Вы знаете, как безумно все это звучит?
– Уж точно не безумнее того мужчины, который уговаривал Бляйбтроя.
– Почему? – Во рту у Марка появился кислый привкус. – Что он сказал?
У Эммы тряслись руки, когда она поднесла их ко рту, словно пытаясь смягчить свои слова.
– Он сказал: Марк Лукас не должен вспомнить – иначе будут новые жертвы.
Кран с горячей водой не работал. Из другого струя била, как из дизельной бензоколонки для грузовиков, а вода была такой холодной, что таблетка аспирина, которую Марк бросил в стаканчик для зубных щеток, никак не растворялась. Ванная комната отеля была отделена от остального помещения тонкими гипсокартонными стенами, которые обеспечивали эстетику, но не приватность.
Здесь внутри было слышно, как Эмма продолжает складывать документы в чемодан.
«Какое смертельное знание вы носите в себе?»
Марк раздумывал, стоит ли рассказать ей о последних минутах перед аварией. О моменте, когда Сандра отстегнула ремень безопасности, чтобы достать что-то с заднего сиденья.
«Бледная крупнозернистая фотография, на которой я не смог ничего разглядеть».
Но какое отношение имеет тот эпизод – казавшийся ему скорее сном, чем реальным воспоминанием, – к ударной волне, которой его сейчас накрыло? Кому понадобилось устраивать ему промывку мозгов? Он и так с трудом помнил последние минуты перед столкновением. Его воспоминания не нужно было стирать; они рассеялись с туманом обезболивающего средства, которое ему дали еще на месте аварии.
Марк открыл зеркальный шкафчик, чтобы поискать пилочку для ногтей или другой продолговатый предмет, с помощью которого можно было бы разделить таблетку аспирина. Но сервис мотеля ограничивался упаковкой презервативов с истекшим сроком годности.
Он снова закрыл шкаф и испугался своего отражения. Лицо выглядело так, словно подверглось сейсмическому сотрясению, после которого опустились отдельные части. Глаза ввалились, мешки под глазами оттянулись вниз, и даже уголки рта подчинились силе земного притяжения. Давно ему не приходилось силой складывать губы в улыбку.
Свет грязного потолочного светильника усиливал общее нездоровое впечатление. Цвет глаз и кожи были как у страдающего желтухой.
Марк подержал запястья под ледяной водой. Холод помог ему привести мысли в порядок. Если клиника Бляйбтроя действительно существует, то он не сошел с ума, а стал игрушкой в каком-то заговоре.
Это была хорошая новость. Плохая заключалась в том, что его жена – если она не умерла – активно участвовала в этом заговоре.
«Но зачем? По какой причине?»
Зачем Сандре так его мучить? Почему она сначала разыграла свою смерть, а потом воскресла? Лишь для того, чтобы еще сильнее его травмировать, притворяясь, будто не узнает? Она вообще способна на такую жестокость?