В его голове, как молния, промелькнул сюжет: партия разбегается на следующий день после подписания мира с немцами. Кассу присваивает себе Ганецкий или тот, кто имеет к ней доступ. Он сам идет работать к богатому Парвусу в качестве мажордома. Потом убивает его, чтобы завладеть деньгами. Но их не оказывается, в сейфе лежат лишь закладные и просроченные счета. Его арестовывает полиция. А из Америки Лев Давидович пишет Ильичу секретное письмо: «Допрыгались! А я ведь вас предупреждал!..»

– Вы погодите… Нужно во всем разобраться… Вечно вы танцуете без музыки!..

Крупская приставила к носу очки и начала читать первую страницу непролетарской газеты «Живое слово», которую Ленин предпочитал пролетарским. Он бы читал в России немецкие, если бы они были. Всевозможные «Правды» и «Голоса рабочих» он просматривал как повинность, чтобы знать, в чем ошиблись товарищи и где они оступились.

– Но ведь переговоры лишь начались… – робко подала свой голос жена.

– Но ведь начались же!

– И что же? Может, они продлятся месяц, а то и целый год… И потом, вы сами все время пишете о мире и окончании войны. Это значит, что царь стал вашим союзником.

– Я пишу о мире, когда большевики возьмут власть. Но не ранее!..

Нужно играть на опережение! – мелькнуло в голове Ленина. – Пока они там телепаются, захватить почту и телеграф. Великолепненько!.. Царь возвращается в Царское, а там вместо его дворца – приют для инвалидов!..

– А почему они договариваются в «Socie 1 te 2 » , в нашей штаб-квартире?

– По незнанию.

– По куражу, – не согласился Ленин. – Они издеваются над нами!

Вот я и нашел, что меня взбесило. Гостиница!.. Это надо же – залезть в наш угол, когда у них полно своих! Ведь это какой-то знак! Важный знак. Но что под ним? Зловещий айсберг или грязная весенняя жижа?

– …Сахарку не найдется? – спросил Михаил Иванович Калинин, появляясь в дверях с закопченным чайником.

Весь он был домашний и свой. В бороде запутались крошки черного хлеба.

– Вприкусочку или рассыпной? – спросил его душевно Ильич.

– А какой есть, – сказал Михаил Иванович.

– Тогда получите!..

Ульянов сгреб его в охапку и выставил за порог. Чайник ударился об пол и покатился прочь с железным стуком.

– Я ему голову оторву! – пообещал Ленин, закрывая дверь на замок.

Гостиница. Политический символ. Чего? Подпольной борьбы и подпольного подвига. В ней расположились два европейских монарха. Две реакционно-поли-тических твари. Зачем? Чтобы возглавить революцию!.. – жахнуло в его голове.

– Они просто заняли нашу крепость, показывая свою власть, – сказала Крупская, откладывая газету. – Так ведут себя дети. Серьезные политики встречаются во дворцах.

– Но петух уже прокукарекал. Дождичек прошел, и грибы не только народились, но и зачервивели…

При чем здесь грибы? Зачем я ей сказал про грибы? Я ведь не отличу сыроежку от мухомора. Нужно провести срочное заседание ЦК. Кто сейчас в городе? Зиновьев? Хорошо. Он поддержит всё, что я предложу. Сталин? На него надежды мало. Будет молчать и курить трубку. Бывший главный редактор «Правды»… Курам на смех! А ведь знает, паразит, что я не курю!.. Ни одного дельного человека, кроме меня, ни одного некурящего!.. Троцкий! Он не курит. Где он?..

– Арестован в Галифаксе, – ответила Надежда Константиновна, залезая вовнутрь его головы.

– Нужно кооптировать его в члены ЦК, и как можно скорее.

Этот сможет. Но где его взять? Он даже не большевик. Чепуха!.. Примем и наградим неподъемным делом. Этим и потопим.

– Будем спешить, – произнес он вслух. – Вчера рано, а завтра поздно.

– И завтра – рано. Вообще рано. Вы не находите?.. – спросила жена.

Ленин пожал плечами.

А про себя вдруг подумал: Революции не будет. Какая радость!..

По возвращении в Царское Село кто-то бросил в его кабинет гранату. Она не разорвалась, слуга сгреб ее веником в железный ковш и на вытянутых руках вынес во двор. Возникал вопрос – а взрываются ли русские гранаты на поле боя? Ответа не было, и это одно подтверждало правильность начавшихся сепаратных переговоров. Нужно было заключать мир как можно скорее. Уже в поезде государь решил, что подпишет мир на любых условиях. Теперь должны были работать дипломаты и опытные переговорщики, которых не было. Имелись политики. Была пена на губах, налитые кровью глаза, клятвы верности России. А если составить делегацию из представителей всех политических партий, представленных в Думе? Милюков, Родзянко, Гучков, Шульгин, Керенский… Должна ли быть оппозиция? Например, социал-демократы и эсеры? Я их совсем не знаю, особенно большевиков. Последние, впрочем, и не представлены в нынешней Думе. Возглавит делегацию премьер-министр князь Львов, с которым у меня – один холод и ничего не значащая формальность. Дума сформировала правительство за моей спиной, и я обижен. Но эту обиду нужно скрывать, а не выставлять напоказ. И что это будет – разные политические партии в одной делегации? Все передерутся, а Вильгельм поймает в этой мутной водичке свою крупную рыбу. Боже мой! До какой же дичи дошла моя бедная страна! И кто ее до этого довел? Я!.. Аз есмь, Господи!..

Он возвращался в столицу, как двоечник. Как блудный сын. Как картежник, спустивший последние штаны в холодной Финляндии. А когда возвратился, то пожалел о своем возврате.

Все… Решительно все были в курсе его секретных переговоров в Гельсингфорсе! Английский посол Бьюкенен требовал немедленных объяснений. Французские газеты трубили об измене и о выходе из войны главнейшего участника. А что Антанте этот главнейший участник? Они, даже имея два фронта и ослабленного этой двойственностью кайзера, не сумели развить весеннее наступление близ Солоников… Так что им Россия?

Во дворце Николая встретили только дети, а императрица вообще не вышла, сославшись на мигрень. Ее гнев парализовывал государя с первых дней женитьбы. Нервная организация Николая Александровича была уязвимой: он мог функционировать как гражданин и человеческая особь, лишь находясь в состоянии мира со своими ближними. Любая война была для него могилой. Любая драка – смертельной. Это касалось целых стран, сословий внутри страны и, уже на уровне семьи, – ее членов. Он и не мог, в строгом смысле, быть государем. Он даже завидовал Вильгельму и английскому королю Джорджи за их решительность в выгрызании собственной выгоды. Их мощные челюсти могли перемолоть целые страны, если последние были против их интересов. Но Провидение издевалось: оно поставило Николая во главе гигантской империи, которая по определению не могла быть доброй ни снаружи, ни внутри себя. Оставалось лишь умереть или достойно отойти от дел. Самоубийство было недопустимо, этому мешала христианская вера. Но искать собственной насильственной смерти… это был выход! Смерти от рук революционеров, от стихии и несчастного случая. Тем более что все три ипостаси были похожи друг на друга. Революция и есть несчастный случай. А Людовик, попавший под гильотину… Что ж, ему крупно повезло в каком-то смысле!..