Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иными словами, ты хочешь сказать, что мой брат жив. Так?
— Господи, ну что ты говоришь! — воскликнула я и рассказала ему о телефонном разговоре с Калугиным несколько минут назад.
— Вот черт. Двойное убийство получается. — Костя просто обалдел.
— Совершенно верно. Но истинный убийца — тот, кто нанес удар первым. Тот, кто отравил твоего брата.
— А ты не думаешь, что это тоже сделала Эльвира? — предположил Жемчужный. — Что, если она сперва отравила его, а потом, посчитав данный ход не очень результативным, пришла и завершила дело посредством телефонного шнура.
— А ты — Шерлок Холмс, как я посмотрю, — улыбнулась я. Общение с Костей мне всегда повышало настроение.
— А что? — бросил он на меня косой взгляд.
— Ничего. Такая версия имеет право на существование, но почему тогда Эльвира не рассказала об этом?
— Тактический ход, — он пожал плечами.
— То есть об отравлении Георгия она решила умолчать, а на предмет убийства двухгодичной давности колонулась. Ничего себе тактика.
— Так ее же приперли тремя паспортами. Куда ей было деваться. А так срок поменьше вкатают.
— Ерунда, — я откровенно не верила в эту версию. — Сдается мне, что Гошу убил кто-то другой.
— Если начистоту, я тоже так думаю, — признался Жемчужный. — И даже знаю, кто это сделал.
— Кто?
— Красильникова.
— Просто тебе хочется, чтобы это была она, — упрекнула его я.
— Ничего подобного, — тут же открестился он. — Вспомни, как она скрытничала.
Я ничего не ответила. Если хорошенько разобраться, скрытничали все, с кем нам довелось пообщаться. И тут в головушке моей созрела гениальная, на мой взгляд, идея. Не откладывая дела в долгий ящик, я сняла телефонную трубку и набрала номер домашнего телефона следователя Калугина. Он остался на определителе.
На том конце ответили после третьего гудка.
— Калугин у аппарата!
Наверное, Игорь Сергеевич всегда считал себя находящимся при исполнении служебных обязанностей и готовым в любой момент целиком принести себя в жертву горячо любимой работе. Даже находясь в домашних условиях.
— Игорь Сергеевич, это Охотникова Женя вас снова беспокоит, — сказала я.
— Слушай, Жень, — сразу отреагировал он. — Давай без отчеств и на «ты». Идет?
— Договорились, — ответила я и добавила: — Игорь.
— Возникли новые проблемы?
— Проблемы-то старые, — посетовала я. — Но вот подхода они требуют нового.
— Я весь внимание, — с готовностью откликнулся Игорь.
— Поймать настоящего убийцу мы сможем только при одном условии, — поделилась я с ним своими планами. — Если он будет уверен, что дело закрыто и под суд пойдет Берг. Мы можем сохранить в тайне результаты вскрытия?
— Я понял твою мысль, Женя, — произнес Калугин спустя несколько секунд. — Ты надеешься, что убийца успокоится и выдаст себя?
— Совершенно верно. Ты говорил об этом еще кому-нибудь?
— Никому.
— Не говори. Даже Жанну не стоит посвящать в это. Идет?
— Разумеется. А Ставридов?
— Поговори с ним. Убеди в необходимости подобного хода.
— Попробую, — вздохнул Калугин. — Но сделать это будет очень непросто.
— Я знаю.
На том мы и попрощались со следователем по особо важным делам, и я повесила трубку. Обернулась к Жемчужному.
— Ты тоже все понял?
— Еще бы! Неплохая идея, любовь моя. Но уж я-то тебя не подведу точно, можешь не беспокоиться. Только скажи мне, ты и Жанну подозреваешь тоже? На полном серьезе?
— Война план покажет, Костя, — ушла я от прямого ответа.
— Что будем делать?
— Сегодня уже ничего, — я опустилась в кресло и залпом допила снова остывший кофе. — Отложим действия до завтрашнего дня.
Возразить или уточнить что-то Жемчужный не успел. В дверь позвонили, и он пошел открывать. Как оказалось, это наконец-то доставили тело несчастного Георгия Эдуардовича.
* * *
Похороны были назначены на двенадцать. Но родственники и друзья покойного начали стекаться в квартиру с восьми часов утра. Самой первой, естественно, прибыла Жанна. На момент ее прихода мы с Жемчужным как раз завтракали на кухне. Вера Николаевна имела привычку завтракать очень рано и в гордом одиночестве. Сейчас она прощалась со старшим сыном в его комнате. Жанна заскочила к нам на кухню только на секундочку поздороваться и тоже присоединилась к матери.
— Будешь разговаривать с ней? — спросил у меня Жемчужный.
— Не знаю, — я пожала плечами. — Хорошо бы было поговорить со всеми, но, возможно, я буду делать это выборочно. Посмотрим по обстановке.
После этого мы с ним продолжили завтрак. В комнату брата Жемчужный не торопился, он и так провел с телом почти целую ночь. Не знаю, уж в каких грехах он каялся перед покойным, меня там не было, но я точно знала, что этой ночью Костя спал не более двух часов. Это и по его внешнему виду было заметно. Глаза потускнели, сам он как-то осунулся, а на лице появилась двухдневная щетина. Но несмотря на это, он не растратил своего шарма.
Закончив завтрак, мы переместились в гостиную. Сидели молча, каждый размышляя о своем, хотя я подозреваю, что мысли наши с Жемчужным текли в одном направлении.
В двадцать минут девятого в квартиру прибыла Нежельская. Она ворвалась, как фурия, на этот раз без звонка в дверь, воспользовавшись ключом.
— Здравствуйте! — Она наполнила гостиную ароматом французских духов. — Привезли?
— Вчера еще, — ответила я, прекрасно понимая, что она имеет в виду.
— Даже не знаю, что делать, — Светлана плюхнулась в кресло и моментально извлекла из сумочки сигареты. — Не могу находиться рядом с трупом, но отдать последний долг возлюбленному вроде как надо.
Веселый огонек зажигалки заплясал у нее в руках, и спустя секунду Нежельская уже выпускала тоненькую струйку сигаретного дыма.
— Боюсь идти в ту комнату, — призналась она. — Понимаю, конечно, что бояться нужно не мертвых, а живых, но ничего с собой поделать не могу. Кто там сейчас?
— Мама и Жанна, — ответил Костя.
Я следила за Светланой и поражалась. Она болтала о чем угодно, только не о случившемся. Не прозвучало ни слова о том, что вчера арестовали Берг. А Нежельская, несомненно, уже знала об этом факте. Но отнеслась к нему как к чему-то само собой разумеющемуся.
— А идти все равно придется, — вынесла она тем временем свое резюме. — Никуда не денешься. Не так поймут.
Несмотря на принятое решение, она все же продолжала сидеть в кресле и курить свой «Винстон».